Деревия. Одиссея историка Улетова - страница 99

Шрифт
Интервал


И вот в одно прекрасное солнечное утро, после того как окончил я завтракать, дверь отворилась и на пороге предстали оба брата.

-Собирайся, – коротко сказал Борята.

-Едем в Искоростень, – добавил Горята.

Мне выделили коня. Как-то хитро связали, так что я мог сидеть и держаться в седле, но движения были скованы – не убежишь. Неторопливой рысью двинулись в путь. Ехали молча, какими-то узкими козьими тропами.

Наконец на круче показались деревянные – местами и каменные стены.

«Искоростень», – коротко бросил Борята.

Мне сразу вспомнилось – с каким пиететом он произнес: «Вот наш батюшка Киев». Артист! Настоящий разведчик!

Мы застали столицу Древлянской земли ранним утром в предрассветный сумеречный час.

Меня не покидало ощущение дежавю. Крепость Искоростеня разительно напоминала фортификационные сооружения Киева, словно возводились они по типовому проекту. Небольшие отличия, конечно, были, но не более того.

Ворота отворились стража, молча, впустила нас. Заметил, как Борята сунул под нос стражнику какой-то предмет вроде маленькой деревянной таблички – опять-таки пропуск, или иной какой документ.


*****

Бревенчатая мостовая гулко отзывалась на удары копыт. Город спал. Вокруг безмолвие и какая-то таинственная тишина. Свернув с мостовой, мы въехали во двор, окруженный высоким частоколом. Родовая усадьба братьев представляла собой немалый – гораздо обширней того, что был в лагере берсерков терем – с многочисленными пристройками – казалось здесь можно было разместить целый гарнизон человек в сто, а то и больше.

Перед тем как предстать перед князем Малом, дней десять жил у братьев. Мне выдали новую одежду взамен, пришедшей в лохмотья, прежней. Питался я с ним за одним столом. Трапезу готовили и накрывали на стол молодые женщины, все остальное время они не казали носа, видимо, находясь на женской половине.

Не понятно, кто они были – может сестры – двоюродные, троюродные, седьмая вода на киселе, а может и жены. Многоженство тогда было в порядке вещей, особенно у людей знатных, и братцы вполне могли себе это позволить.

Со двора я не ступал ни шагу – единственные и довольно узкие ворота частокола запирались на висячий замок. За мной присматривали отроки – парни лет пятнадцати-шестнадцати. Судя по обстановке, на подворье мог проживать целый клан – доносились разговоры, люди, то уезжали, то прибывали.