Однако насладиться страданиями сполна он не успел.
Звякнув дверным колокольчиком, на пороге появилась вышеупомянутая особа. После чего Полуэкту захотелось двух вещей одновременно: протереть глаза и придушить матушку.
Во-первых, девушка оказалась чудо как хороша, из тихой замарашки превратившись в эффектную красавицу в узком длинном черном плаще, а когда Полуэкт разглядел ее брюки, желание прикончить Элеонору стало и вовсе невыносимым.
— Мама, — завопил он, — как ты могла?! Это же мой плащ и мои брюки?!
— Ай, ладно, — отмахнулась матушка, — ты все-равно их не носил.
— Да, потому что я их берег! А ты... ты...
— А вот и не я, — развела руками Элеонора, — Это все Лиза. Ты же знаешь, я не умею шить, — и видя, как Полуэкт поперхнулся на полуслове, с улыбкой гробовщика, вбивающего последний гвоздь, добавила: — Зато теперь эти вещи не будут висеть без дела. Посмотри, как миленько получилось, девчушка просто красавица, — Элеонора вперила в сына укоризненный взгляд. — И ты ведь не станешь жалеть для бедной сиротки пары жалких тряпок.
Лиза тем временем бочком протиснулась к дальнему креслу и постаралась слиться с мебелью.
Полуэкт, избегая встречаться с ней взглядом, занял кресло с другой стороны комнаты.
— Ладно, с лирикой покончено, — произнесла Элеонора. — Лиза, как результат?
Девушка протянула ей желтый бумажный листок.
— Вот, матушка.
Полуэкт сразу узнал находку — этими рекламными бумажонками сегодня была усеяна вся площадь. Он отшвыривал их ногами, бредя в агентство, но так и не удосужился ни одну поднять.
— Это наш шанс! — возликовала Элеонора, взглянув на текст. — Готовься, Полли, ты идешь в бой. Точнее, на разведку.
Она окинула сына взглядом с головы до ног, удовлетворенно кивнула и вынесла вердикт:
— То, что надо: в меру потерт, в меру несчастен, к внушению готов, типичный клиент «Вечной жизни».
Возражать Полуэкт даже и не пытался, понимая, что бесполезно. Когда матушкой овладевал азарт, безопасней было молча выполнять ее указания.