– Тогда убей меня! – раздражённо
бросил Руднев.
– Ну вот, начинается… – тяжко
вздохнул Панарин. – Капризы, истерики… – он отошёл от кровати на
несколько шагов и вдруг сделал стойку на руках. – Ты не меняешься!
– воскликнул он, снова становясь на ноги. – Правда, пыль в глаза
пускать ты умеешь мастерски. Глядя на тебя, невозможно догадаться,
какой ты на самом деле трепетный и ранимый.
– Ты нарываешься, – зловеще процедил
Руднев.
– Ага. – Панарин уселся в позе
лотоса прямо на пол и несколько раз глубоко вдохнул. – Ох, Руди!
Вот закрываю я глаза… и что же я вижу? Грязь по каналам течёт…
м-м-м, как всё запущено! Плюнул бы ты уже на сферу обслуживания и
занялся бы лучше собой. Подумать только: почти двадцать лет ты
пахал на этого сопляка! В итоге: парень в шоколаде, а ты,
извиняюсь…
– Хватит! – сквозь зубы прошипел
Руднев. Его уже ощутимо потряхивало от ярости. Даже рука
подрагивала на одеяле.
– Ты всегда так сдержанно страдаешь!
– умилился Панарин. – Я чувствую себя последней свиньёй, когда тебя
довожу. Особенно, когда у тебя начинают дрожать губы и глаза
наполняются слезами…
– Сволочь ты, – прошептал Андрей
Константинович, закрывая глаза и стараясь успокоиться.
– Наверное. Жена тоже так говорила,
– вздохнул Женечка, вставая с пола.
– Ты женат? – изумился Руднев, и
даже злиться сразу забыл.
– Развёлся. Два года уже как.
Обидчивая слишком оказалась. От самых невинных шуток впадала в
форменную истерику… – Панарин снова присел к Рудневу на кровать,
сияя широкой улыбкой. – Вот если бы я твой мобильник в окно
выкинул, ты бы дал мне по морде и заставил бы новый купить. Так?
Инцидент исчерпан – все довольны. А эта несчастная жертва
обывательской морали визжала, как будто я живого человека с крыши
скинул. Или: если бы я щедро полил твой новый костюм шампанским, ты
пошипел бы и успокоился. А эта дама сочла себя смертельно
оскорблённой, несмотря на то, что я предварительно три раза (!)
попросил её заткнуться и не мешать мне думать. Тем более, что
дурацкий корпоратив, на который она меня притащила – потому что
все, видите ли, будут там со своими вторыми половинами – был самым
тухлым мероприятием на свете…
Руднев вдруг накрылся с головой
одеялом и дико захохотал. Он стонал и всхлипывал, стучал кулаком по
кровати и силился что-то сказать, и всё никак не мог успокоиться.
Женечка взирал на его истерику благосклонно и, добродушно
усмехаясь, ждал, когда исчерпается рудневский восторг, вызванный
его незатейливым рассказом.