Николай Николаевич улыбался, но
взгляд его был безжалостен.
– В чём дело, Рома? Вы не готовы к
уроку?
Роман покачал головой так
неуверенно, что осталось непонятным, означало это движение
отрицание или согласие.
– Не пугайте меня, Князев. Вы же
отличник! Я не верю, что Вы ничего не знаете о славянофилах.
Роман вопросительно взглянул на
учителя: «Может, отпустите?». Николай Николаевич насмешливо склонил
голову набок:
«Слушай тишину, мой мальчик, –
Море зыбкого безмолвья.
В тишине плывут долины
И блуждают отголоски.
Тишина склоняет лица
До земли…».
Роман начал смеяться. Не отводя
взгляда от сверкающих, как два стальных клинка, глаз Аверина, он
кусал губы, чтобы не захохотать в полный голос.
– Я вижу движение мысли на Вашем
лице. Ну же, Роман, не стесняйтесь. – Тихо и властно, словно
заклинатель змей, увещевал его Николай Николаевич.
«Чего Вы от меня хотите?»
«Не смей обижать Кирилла. Никогда.
Ты причинил ему боль. Это недопустимо».
«Больше не буду. Честно».
– Ну что ж, Роман, как мне ни жаль,
но я вынужден поставить Вам двойку.
Князев, по-прежнему смеясь, развёл
руками.
– Ступайте, мой друг. Надеюсь,
больше такого не повторится, – великодушно отпустил его
учитель.
Итак, теперь расклад ясен: Бергера
опекают, как наследного принца. Какой переполох устроили только
из-за того, что Роман решил с ним познакомиться! Ночью один явился,
сейчас второй ему пальчиком погрозил. «Интересно, а что ж им от
меня-то было надо? Тогда, ещё до того, как они взялись за бедняжку
Бергера? Непонятно…» – размышлял Роман.
– Рита, прошу Вас, передайте,
пожалуйста, Ольге Анатольевне, что я забираю Бергера на этот урок.
Она знает. Пусть не отмечает его, – наставлял Николай
Николаевич старосту, вручая ей классный журнал.
Роман, услышав это, остановился в
дверях. Он твёрдо намеревался уйти отсюда только вместе с Кириллом,
чтобы «дожать» его, а тут такой сюрприз. Они что – собираются
Бергера теперь от него прятать?
– Рома, выйди, пожалуйста. Нам с
Кириллом надо поговорить, – вежливо попросил его Аверин, когда из
класса ушли уже все остальные ученики, и только он один упорно
торчал у входа.
Роман, разозлившись, уже повернулся,
чтобы выйти, но вдруг из чистого упрямства остановился и обратился
к Николаю Николаевичу:
– Я хотел Вас спросить: как зовут
Вашего друга?
– А он не сказал тебе? – удивился
Аверин.