Еще беспризорники. Не то чтобы их
слишком много, меньше, чем голубей, но выглядели колоритно. В
драной одежде, в рваной обуви, а один — вообще босой, в конце
октября! Скорее всего, выбирают будущую жертву для себя либо для
взрослых. Крепкий парень в шинели, с тощим мешком и явно с оружием,
интереса для них не представлял (профиту шиш, а маслину словить
можно!), но один решил-таки попробовать. Беззубый мальчишка в
армяке с чужого плеча и огромных сапогах с подошвой, привязанной
веревочкой. Деловито сплюнув, подошел ко мне и предложил:
— Слышь, дядька! Дай червонец, я
тебе на пузе спляшу!
— Давай, — усмехнулся я, кивая на
ковер из подсолнечной шелухи. — Ты ложись, а я у тебя на пузе
станцую, забесплатно.
— Ладно, тогда папироску дай! —
настаивал московский Гаврош.
— Не курю, нога болит!
Беспризорник, потеряв ко мне
интерес, пошел дальше выискивать себе подходящего лоха, достойного
быть разутым-раздетым. Уличные мальчишки в эту эпоху хуже, чем стая
одичавших собак. Когда Феликс Эдмундович начнет планомерную
ликвидацию беспризорности? В двадцать втором или чуть раньше?
А здание вокзала, хоть и
перестраивалось, но узнаваемо.
На перроне развернулась небольшая
торговля. Длинный парень в замызганном балахоне и в очках с
толстенными стеклами разложил на куске картона с десяток книг. Не
выдержал, подошел. М-да, все на иностранном языке, не для меня
писаны. Рядом с очкариком немолодая интеллигентная тетка пыталась
продать фарфоровый заварочный чайник проходящему мимо мешочнику, но
безуспешно. Наверное, стоило ему предложить ночной горшок, было бы
больше толку. А тут товар иного рода. Интересно, чего это «ночная
фея» вышла на промысел с утра пораньше? Глянула на меня, собираясь
улыбнуться, но передумала, отчего-то резко сорвалась с места и
убежала. Вероятно, оценила платежеспособность, а может, поняла, что
перед ней чекист. Эти дамочки хорошие психологи и физиономисты. Там
стояла еще одна особа, не очень опрятная, продававшая какие-то
пирожки, аппетитно пахнувшие мясом, но к ней отчего-то никто не
стоял в очереди. У меня, сегодня не завтракавшего, а вчера не
ужинавшего, живот слегка сводило, но не настолько, чтобы я покупал
пирожки с сомнительным содержимым. Понимаю, что не мертвечина, но
есть Шарика или Мурзика не хотелось.
Я прошел через помещение, слегка
побродил, усмехнулся своей наивности — буфет искал, придурок, вышел
в дверь, ведущую на привокзальную площадь. Ага, тутошняя стоянка
подходит почти к самому зданию, а не так, как в двадцать первом
веке. Площадь почти пустая, один извозчик, уныло надеявшийся
подхватить какого-нибудь пассажира, типа мешочника, возвращавшегося
в Москву из похода в соседнюю губернию за пудом ржи, но таких
сегодня не обнаружилось. Еще более унылый человек в солдатской
шинели, но отчего-то в партикулярной кепке с наушниками и с красной
повязкой на рукаве. Не иначе, из числа первых московских
милиционеров. Постовой.