— Не попала бы только в сакэ, —
монахиня проверила тот из своих вьюков, который до сих пор не
развязывала.
— Эй, матушка! А можно нам по
глоточку — согреться? — вскинулся Кинтоки.
— Нельзя, — сурово ответила женщина.
— Мы идем к Монаху-Пропойце. И дары несем соответственные. А что
это за гость такой, который к подарку по дороге прикладывается?
Такого и Будда не одобрит — и Пропойца прибьет.
Кинтоки молча признал свое
поражение.
— Нам придется приложить все усилия,
чтобы напоить этим Пропойцу и как можно больше его людей, —
монахиня затянула вьюк. — Я вас покину ненадолго.
И исчезла среди деревьев.
— Яд? — удивился Кинтоки. — Да не
может того быть.
— Сонное зелье, наверное… или что-то,
что не пускает злых духов.
А почему не может быть? — подумал
вдруг Райко. — Она ведь понимает, что мы будем там убивать. Не
может не понимать. Что сонное зелье, что яд — все равно соучастие в
убийстве. Или…
— Урабэ, — подойдя, тихонько спросил
Райко. — Что ты о ней думаешь?
— Она — бодхисатва, — спокойно
ответил Суэтакэ. — Святая. Мир росы уже ничего не значит для нее.
Ее поступки не порождают кармы. Она достигла совершенства.
Нужно было знать Урабэ с детства,
чтобы различить за ровным и холодным, как эта утренняя морось,
тоном — восхищение на грани обожания.
Самурай посмотрел на Райко и
добавил:
— Она помогает нам из сострадания. Из
сострадания ко всем.
Монахиня, на ходу завязывая штаны,
вынырнула из кустов, взяла прислоненный к стволу посох, навьючила
своего угрюмого конька и коротко бросила:
— Пошли.
Шли недолго. За очередным поворотом
тропы в кустах зашуршало, и тропа оказалась перегорожена
страховидным мужиком, облаченным в нечто, то ли притворяющееся, то
ли некогда бывшее кожаным панцирем. В руках у панцирного мужика
было копье. Судя по бормотанию, шорохам и сопению, справа и слева
от тропы сидело еще несколько таких же.
Мужик сплюнул через зияющую на месте
передних зубов дырку и спросил:
— Эй, вы кто такие? Куда претесь?
— Славь имя Будды, — сказала госпожа…
То есть, теперь, наверное — брат Сэйсё. — Мы слыхали, что Пропойца
собирает на этой горе удальцов и к нему примкнуть решили.
— Славь имя Будды… — передразнил
страховид. — А с чего ты взял, что ты — удалец? Пропойца всякую
шелупонь не берет.
— Может, и я не удалец? — вперед
выступил Кинтоки. — Тебе какую ногу сначала оторвать — правую или
левую?