— Ваш лук, господин!
…Ранним утром на проспекте Судзаку
вельможи, богатые купцы и почтенные настоятели храмов,
заблаговременно занимающие места в сопровождении свиты, чтобы
посмотреть на праздничную процессию, вкусили иного, непредвиденного
зрелища. Оно было не столь пышным, как новогоднее шествие, но
оказалось по-своему не менее увлекательным. Некий изящно одетый
господин — опутанный сетями и растерявший в драке половину своего
изящества — с удивительной скоростью бежал к воротам Расёмон,
волоча за собой двух отчаянно бранящихся монахов. Монахи же не
оставляли попыток повалить его сетями. Господин на бегу рвал сети и
уже совсем было стряхнул с себя монахов и путы — как из откуда ни
возьмись появилась миловидная девица, совершенно непристойно одетая
в одно только легкое нижнее платье да красные шаровары. Натянув
малый лук, она хриплым мужским голосом вскричала, встала в позицию
для стрельбы и выпустила в господина две стрелы сразу. Одна стрела
прошила бегущему грудь, другая — шею. Это заставило господина
слегка замешкаться, монахи снова попытались его повалить, красавица
бросилась им на помощь, но тут запуталась в своих шароварах и — ах!
— упала прямо в стылую грязь.
Размахивая мечом, её мальчишка-слуга
ринулся прямо на изящного господина. Тот как раз вынул стрелу из
шеи, обломав наконечник — а из спины вынуть не сумел: видать,
наконечник застрял в грудине; понял, что времени на это нет — и
вновь бросился бежать, мальчишка только воздух мечом рубанул. Ан
нет! Не только воздух: в сторону отлетел белый парчовый рукав
господина вместе с рукой.
Тут господин в белом припустил так,
что ни монахи, ни мальчишка, ни красавица, на лице которой грязь
мешалась с пудрой и кровью, уже не могли его догнать. Как будто и
не стрела в спине торчала, а так, колючка за одежду зацепилась.
Подбежал к вратам Расёмон и — чудо из чудес! — запрыгнул на самый
верх, ну вот разве чуть-чуть помог себе руками, зацепившись за
крышу. Девица, вся в грязи, пустила в него еще одну стрелу — но
господин, одной рукой поймав стрелу ту, о колено сломал и швырнул
обломки вниз, после чего с другой стороны спрыгнул — и был
таков.
Цуна пробежал еще немного и
остановился — беглец скрылся из виду, оставив свою руку валяться в
мерзлой грязи. Странно, из руки почти не текла кровь. Уж Цуна-то
знал, что бывает, когда отрубишь человеку руку, кровища так и
хлещет. А тут так, чуть-чуть.