— А вы, господин Ватанабэ, — Тидори
ласково взяла его за руку, — поддались женским чарам, потому что
молоды и неопытны. Но опыт ведь — дело наживное…
— Цуна! — крикнул Кинтоки, еще не
пьяный — чтобы напоить Кинтоки, нужно кувшина два, не меньше, — но
уже веселый. — Цуна, ты стоящий парень, и не смей в себе
сомневаться! Мы что… Мы уже готовые вояки! Давно в седле и бывали
во всяких переделках. А ты совсем недавно сделал взрослую прическу,
но в ту ночь… Цуна, ты мужик! Это я, Саката Кинтаро, говорю тебе:
ты мужик, Цуна!
— Мужчине — награду мужчины! —
поддержал Садамицу.
Тидори поймала взгляд Райко и
подозвала самую молоденькую из девушек, что подыгрывала на
барабанчике.
— Сегодня Ёбукодори будет вам
прислуживать весь вечер и всю ночь, если захотите, господин
Ватанабэ, — сказала она — и девушка села подле Цуны, а Тидори
заняла место подле Райко.
После этого ещё много пили и
пели:
Там на дне, глубоко под водою,
Жемчуг-водоросли в глубине -
Там растет «не говори»-трава.
С милою моей вдвоем
Мы пришли сюда тайком от всех.
Никому не говори, трава! [44]
Господин Хиромаса взял в руки свою
бива, а Тидори — флейту, и вдвоем они затянули длинную песнь о деве
Тамана [45], а Кинтоки встал, подхватил маску демона и, помахивая
этой маской, словно веером, пошел танцевать, на удивление ловко для
такой громадины. Господин Минамото между куплетами склонился к
Райко и тихо прошептал ему на ухо:
— А всё же вы не выкроили времени
написать письмо даме Кагэро…
Райко вздохнул, скрывая досаду. Вот
нет у него занятия кроме как бегать за чужой женой, когда заговор
гнойным нарывом зреет в самом сердце столицы.
— Завтра же с утра ей напишу, —
сказал он.
— Не стоит беспокоиться, — тихо
проговорил господин Хиромаса, продолжая играть. — Я уже
написал.
Райко как поднес чашку с вином ко рту
— так и застыл.
— Вам осталось только привязать
письмо к ветке цветущей сливы, — невозмутимо продолжал господин
Хиромаса, — и отослать со своим человеком.
Райко трудным глотком протолкнул вино
в желудок.
— Покорнейше благодарю за заботу, —
проговорил он, отставляя пустую чашку. — А… что же в этом
письме?..
Господин Минамото отложил плектр,
пошарил в своем левом рукаве и извлек аккуратно сложенное письмо на
зеленой бумаге с серебряными искрами, благоухающее ароматными
смолами и померанцами.