Она положила свою ладошку на его
руку, прижала к груди сильней. Хрупкость этого тела была обманчивой
— Тидори могла, стоя на руках, удерживать на каждой ноге по чаше
вина и обойти так всех гостей, не опрокинув и не пролив. Тонкие
пальчики сжали его руку с почти мужской силой.
— Вы сегодня очень печальны.
— Мир печален.
Быть может, сегодня ночные убийцы
снова подстерегут девушку на пустой улице…
— Не выходи из дома по темноте, —
сказал он. — Теперь опасно.
Тидори рассмеялась, перевернулась на
спину. Мужской корешок Райко, уже бессильный, выскользнул из ее
раковины и повис, как пустая змеиная шкурка.
— Поглядите на эти стены, господин
Райко. Разве они остановят ночного демона или Монаха-Пропойцу, если
он захочет войти?
Райко от изумления даже сел.
— Как ты сказала?
— Я говорю, что эти стены…
— Нет, я про Монаха-Пропойцу. Ты
знаешь его?
— Кто же из сабурико его не знает… —
в голосе Тидори послышалась ненависть. — Он появился в столице
незадолго до мятежа Масакадо, как рассказывали. Пришел из дальних
стран — Индии или Китая. Снял усадьбу непонятно на чьи деньги,
ходил по домам и гадал, якобы демонов изгонял… А ночами зазывал к
себе таких девушек, как мы, и насиловал до смерти… или после
смерти… Когда поняли, кто этим занимается — послали стражу,
схватили его… Но тут как раз случился мятеж, Масакадо прислал в
столицу поджигателей — и разбойник в суматохе сумел сбежать из
тюрьмы и скрыться. А сейчас он, по слухам, объявился снова. Может,
и врут слухи — но девушки-то пропадают…
— А что еще о нем говорят?
Вот так — думаешь, что знаешь о
столице если не все, то многое, уж и гордиться начал, а,
оказывается, нечем гордиться, ничего-то ты не знаешь на самом деле,
Минамото-но Райко…
— Он огромного роста. И силы —
нечеловеческой. Волосы у него красные. Однако я думаю, что всё это
враки. Столица на самом деле — маленький город. Такое чудовище не
могло бы здесь укрыться надолго.
— Маленький? — изумился Райко. — Ты
так думаешь?
Сам он в первые дни своего приезда
был поражен размерами одного только посада. А ведь посадом дело не
ограничивалось — к востоку и к югу от городского вала, за воротами
Расёмон, простиралось поселение не меньше, а то и поболее. Не
хотела, не желала Столица Мира и Покоя укладываться в заданные
изначально рамки геометрической гармонии. И уже не только хибарки
да хижины неимущих лепились в предместьях — а и богатые усадьбы
перешагнули границы городского вала и потянулись от канала
Хигаси-Хорикава в сторону реки Камо, к Шести Полям и дальше — на
восток… Райко родился здесь, в усадьбе — но семи лет последовал за
отцом в Муцу, затем в Сэтцу, и вновь увидел Столицу только в
позапрошлом году, когда прибыл к месту несения службы. Детское
впечатление остались непоколебимым: в сравнении с крохотными
городками восточных провинций, лепящимися к замкам, она была
огромна.