И даже не солгал.
За воротами помолчали. Потом
сказали:
— Если преподобная Сэйсё не пожелает
с вами встретиться — я ничего не смогу сделать.
— Если не пожелает, так тому и
быть.
И снова ожидание. Уходящее солнце
окрасило стволы сосен алым, запах осыпавшейся хвои поднимался от
влажной после дождя земли. Та же хвоя поглощала звук шагов и стук
копыт — казалось, сам лес берег покой укрывшихся от мира инокинь.
Райко почувствовал, что его одолевает дрема, и оперся о сосну — как
вдруг сверху окликнули:
— Эй!
Он поднял голову. Женщина, одетая в
черные ризы, стояла наверху, на надвратной галерее. Отбросив с
бритой головы накидку, она сказала:
— Я ношу имя Сэйсё. Вы письмо от
моего непутевого сыночка привезли? Дайте-ка его сюда.
Райко чуть рот не раскрыл от
удивления. Он ожидал, что его проведут в какую-нибудь хижину, где
монахиня, как подобает, примет его за ширмой.
— Ну же! — поторопила женщина. — Где
письмо?
Она опустила к Райко свой посох, и
тому ничего не осталось, кроме как вложить письмо Сэймэя в одно из
деревянных колец, украшающих навершие.
Она, наверное, тоже не любит
прикасаться к чему-либо руками…
— Не люблю, — сказала монахиня,
втягивая посох наверх. — Ну да что уж там.
И читать письмо она стала на месте,
поставив локти на перила.
Красавицей ее сейчас никто бы не
назвал — но предположить, что у нее пятидесятилетний сын, тоже было
трудно. Райко решил, что ввалившиеся щеки и глаза — следствие
жестоких постов и бдений, которым подвергает себя бывшая дама
Стрелолист. И если бы она больше ела и спала, если бы щеки ее, как
у придворных дам, приятно округлялись, и упавшие к локтям рукава
рясы открывали не сплетение мускулов, а приятную полноту женской
руки — то госпожа Стрелолист до сих пор могла бы нанизывать мужские
сердца на нитку, ибо с виду ей можно было дать едва больше сорока,
а белила превратили бы ее и вовсе в барышню.
Но, видать, не хотела дама Стрелолист
пользоваться успехом. Оттого и забралась в такую глушь, оттого себя
бдениями и трудами изнуряла.
— Монастырь маленький, на ночлег вас
устроить негде, — монахиня спрятала письмо за пазуху. — Но когда вы
съедете с горы и повернете налево от статуи Дзидзо [58], то меньше
чем через пять тё будет деревня. Это наше, монастырское владение, у
старосты приказ пускать странников и нищих. Передайте ему это, —
настоятельница бросила в руки Райко бамбуковую дощечку с
просверленной вверху дырочкой, чтобы носить на поясе. На дощечке
была выжжена мандала [59] Чистой земли. — Он поймет, что вас
направила я. Завтра на рассвете вам от меня ответ привезут.
Торопитесь, пока солнце не село — в темноте спускаться с горы
тяжело, недолго и шею свернуть.