— Благодарю вас, но я вырос в глуши.
Если никто не поможет мне свернуть шею, я ее и не сверну.
— Это хорошо, — женщина улыбнулась, и
вот в этой улыбке родство с Сэймэем показало себя с разительной
силой.
Райко поклонился и вернулся к
своим.
* * *
Утро выдалось холодное и сырое, как
накануне красный закат и предвещал. Староста, что с вечера опасливо
косился на заезжих самураев, с утра только хмурился и кряхтел. Был
он по здешним меркам человек зажиточный, даже дом крыт не соломой,
а дранкой. Но, видать, не очень много о последующих рождениях
думал, и исправлять свою карму благодеяниями не торопился: самураям
ни омовения, ни жаровни в комнату не предложил.
Утром, едва рассвело, расторопный
Цуна только успел огонь в очаге развести да котелок повесить — как
в ворота постучали. Староста с удивительным проворством и не менее
удивительной любезностью склонился перед монахиней с посохом, в
дорожной широкой шляпе с вуалью. Та подняла вуаль — и гости
старосты тоже преклонили колена, кто быстрей, кто медленнее. В
воротах стояла сама почтенная Сэйсё. В поводу она вела низкорослого
лохматого коника, довольно понурого с виду.
— Ну, тут кто-нибудь собирается
накормить одинокую старую монахиню? — спросила женщина у
старосты.
Тот, не разгибаясь, провел ее в
комнаты, где Райко и его люди уже наладились подкрепиться перед
дорогой. Еда была самой простой: просяная каша да слегка
приваренные кусочки высушенного тунца из дорожных запасов
Райко.
— Дайте-ка и мне, — монахиня,
поставив посох у дверей, протянула хозяйке чашу для подаяний — и та
лопаткой поспешно набросала туда неприглядного варева.
Преподобная Сэйсё не переставала
удивлять. Теперь оказалось, что ест она так же споро, как Кинтоки.
Своей простой до грубости повадкой она напоминала преподобного Куя,
которого Райко глубоко почитал за подлинно святой образ жизни — но
представить себе преподобного Куя так лихо уписывающим просо за обе
щеки Райко никак не мог.
— Вы самолично приехать соизволили, —
проговорил он, теряясь. — Такая честь для нас…
— Мой непутевый сынок, — монахиня
слизнула с губы приставшее зернышко, — не желает высовывать носа из
столицы и отправил вас, желторотых птенцов, одних к чертям в зубы.
Ну да старушка еще не совсем мертва, хвала имени Будды.
— Что вы, почтенная! — воскликнул
Райко. — Я никогда не подумал бы…