— Ну что же, в путь! — Монахиня
поднялась, стряхнула пыль с холщовых штанов, сунула за пазуху чашку
и палочки, взяла посох. Некоторое время ушло на то, чтобы
переоблачиться и увязать во вьюки самое необходимое: главным
образом оружие. Часть доспехов поддели под монашеские ризы —
кое-что было видно, но само по себе не портило маскировки:
беззаконные монахи нередко носили доспех. На Кинтоки ризы по
размеру, конечно, не нашлось — он надел только кэса [61] и повесил
на шею огромные четки.
Шагать пешком было непривычно.
Самураи ездят верхом, вельможи — в повозках и паланкинах. По
подсчетам Райко, они прошли всего около трех ри [62] до полудня — а
ноги уже болели так, словно побывали в тисках палача.
Преподобная Сэйсё, увидев, как
воинство помрачнело, велела сделать привал, отыскала на обочине
травку с горьким и свежим запахом и, растерев ее в ладонях,
показала, как к голой коже под коленом прикладывать. Как ни странно
— помогло. Болезненное онемение ног отступило, и следующий переход
Райко терзался только мыслями.
— Чем это вы так тяжко омрачены? —
спросила женщина.
Поскольку в голосе ее не было ни
малейшей насмешки, Райко без утайки рассказал, что его гнетет.
— Вот как, — она качнула головой, —
стало быть, вы недовольны правлением Фудзивара?
— Да как же быть довольным! — Райко
вспыхнул. — Вот я, ничтожный, при помощи вашего сына отыскал врагов
трона, лиходеев, которым не должно быть места на земле — и что же?
Я вынужден выступить против них с четырьмя всего воинами, скрывшись
из столицы как изгой! А все от того, что один из братцев, похоже,
заделался демоном, а другие боятся, как бы это Минамото не забрали
слишком много власти. Пусть хоть половину Столицы демоны сожрут и
костный мозг выпьют — лишь бы Фудзивара никто не потеснил у
трона!
— А если их потеснят, разве станет
лучше? — спросила монахиня.
— Не станет. В том и беда… И боюсь я,
как бы от перемен всем не сделалось много хуже. Но порой думается —
человек, который знает, каково живется простым людям страны…
Человек справедливый и милосердный… даже если бы такой появился —
он не смог бы стать советником Государя, ибо не пробился бы через
плотный заслон Фудзивара. Взять хотя бы министра Кана [63]…
— Министр Кан! — женщина фыркнула. —
Да что он знал, кроме китайской поэзии? Нет, в своем неведении о
судьбах и путях людей земли все кугэ одинаковы. И Фудзивара не хуже
всех прочих.