Отец Тони тоже когда-то работал на
заводе; каждое утро и дети, и взрослые, жившие в холодном,
продуваемом всеми ветрами бараке, просыпались по гудку. Тони
помнил, как решительно отец сбрасывал с себя лоскутное одеяло и
становился босыми ногами на ледяной, иногда покрытый инеем пол, —
от одного этого они с братом ежились, зарывались поглубже в тряпье
и жались друг к другу, чтобы не растерять крупицы сонного ночного
тепла. Отец возвращался поздно вечером — широкий, тяжелый, усталый.
И, садясь за ужин, иногда брал кого-нибудь из детей на коленки. Он
погиб, когда Тони было семь лет, перед самой войной, — ему оторвало
руку станком.
Лифт спустился и поднялся еще раз,
становилось тесно и неудобно листать газету — Тони отошел от
посадочной консоли в сторону, чтобы не толкаться. Целый разворот
«Дейли Телеграф» посвящала маршу Британского союза фашистов,
назначенному на будущее воскресенье, — в основном это были призывы
не препятствовать шествию. В полицейской хронике также коснулись
сей животрепещущей темы, и, наверное, газетчикам слишком хорошо
заплатили, потому что о сенсационном преступлении на Уайтчепел-роуд
писалось гораздо короче и скромней. В собственном доме убили семью
Лейбер, молодых супругов и их пятимесячного малыша, а также друга
семьи доктора Джефферса и случайного свидетеля чудовищной резни,
после чего дом вместе с телами безжалостно сожгли. Статья
называлась «Джон Паяльная Лампа: новое преступление?», а
Скотланд-Ярд отказывался от комментариев. Дагер, помещенный под
сообщением, к счастью, не очень точно передавал, как выглядят
сожженные трупы.
Вообще-то до полной остановки трамвая
выходить на консоль запрещалось, и на более престижных маршрутах
сапвея станции оборудовались автоматическими решетками,
поднимавшимися только после того, как кондуктор откинет подножку на
консоль. Но на Доллис Брук эту решетку давно выломали, потому Тони
оказался последним в очереди на посадку.
Дрожь монорельса и натянувшийся трос
предупредили о приближении трамвая, потом он появился из-за ребра
закопченной кровли, дребезжа, чихая выхлопами пара и покачиваясь на
подвесном блоке, — пассажиры подались вперед, и Тони сложил
газету.
Как всегда, места хватило всем, кроме
него, но ждать следующего трамвая он не стал, вскочил на подножку
(на которой ехать запрещалось, однако кондукторы этой ветки были
снисходительны к нарушителям). И стоял он к пропасти спиной, а
потому страха не испытывал, спокойно передал два пенса за проезд…
Что произошло напротив дверей, он не понял — то ли поймали вора, то
ли кого-то порезали, — раздался женский визг и сдержанный ропот
проснувшихся вдруг мужчин, пассажиры отпрянули в стороны, а на Тони
опрокинулся стоявший на нижней ступеньке рабочий. И если бы Тони не
был готов к такому повороту, если бы не держался одной рукой за
поручень, а другой — за полированный наличник трамвайной двери… От
толчка пробковый фриц сорвался с головы, Тони оглянулся и посмотрел
вниз…