Снова заработал телеграф, и пока
девушка отвечала, Тони заметил возле лестницы немолодого доктора с
механистической левой рукой, который, как показалось,
присматривался к Тони и прислушивался. Однако не этот факт обращал
на себя внимание, и никто из окружавших доктора людей, скорей
всего, не догадывался об этом — в больницах Лондона практикует
немало бывших военных врачей, — но Тони сразу, безошибочно узнал в
нем одного из тех, первых, не граждан еще, но… людей с
альтернативным способом жизнедеятельности: универсальный солдат,
супероружие Великой Британии. Ветеран.
Его лицо было смутно знакомым, но
Тони совершенно точно не встречался с ним раньше. Доктор не имел
волос, бровей и ресниц, но обладал пышными рыжими усами, наверняка
приклеенными (и этот факт роднил его с агентом Маклином). Но в
отличие от Маклина, у доктора отсутствовала мимика — признак, по
которому Тони и определил, кто перед ним.
Пожалуй, трудно было вообразить более
разительное противоречие: идеальный убийца — и вдруг врач, человек,
спасающий жизни, да еще и в родильном отделении… И этот идеальный
убийца, ветеран, явно интересовался Тони. Хотя Тони посмотрел на
него мельком, сквозь ресницы, от доктора это не ускользнуло: он
потихоньку, бочком скрылся из дверного проема.
Девушка тем временем отстучала ответ
и продолжила:
— Нет, ну одно дело когда
какая-нибудь школьница залетает, простите, от своего непутевого
дружка, а потом родители гонят ее из дому, — тогда еще можно
понять. Или когда бедняжке надо самой зарабатывать и прокормить
дитя она просто не в состоянии. Но тут-то, подумайте, какая
придурь! У нее и муж, и собственный дом, и денег куры не клюют, а
она туда же — бросить ребенка! Ой… — Девушка осеклась. — Что это я…
О мертвых так, наверное, говорить нехорошо… Но мы тогда все сильно
возмущались, переживали за ребеночка! Бедняжка родился таким
здоровеньким, таким хорошеньким — махонькие детки, знаете, редко
бывают хорошенькие. А у него были даже два зубика передних, это
тоже редко случается, даже очень. Так вот, представьте себе, каково
малышечке без материнской любви и ласки? Ой… Ой, мамочка моя, ведь
Паяльная Лампа, он же и ребеночка… ребеночка тоже убил…
Девушка прикрыла рот рукой, и на
глазах ее выступили непритворные слезы. Неисповедимы пути женской
мысли — и в одном доктор Фрейд был, пожалуй, прав: мысль более плод
желания, нежели логического размышления. Только человеческие
желания Фрейд представлял как-то уж слишком плотски. Куда,
например, он отнес бы нехитрое счастье от обладания сенсацией,
сплетней или новым анекдотом?