Вот между ней и «штугой» остается
метров тридцать… Потом двадцать… Я нервно облизываю губы и еще
крепче сжимаю левой рукой ложе пулемета.
Пятнадцать…
Неожиданно штурмовое орудие
тормозит, а секундой спустя из-за ее кормы показывается пара
фрицев, буквально бегом срывающиеся вперед – и ведь по направлению
к старлею! А в следующий миг справа пророкотал МГ Томилина – и
короткая очередь буквально смела обоих фашистов.
Все, похоже, командира заметили.
Открываю огонь и я, силясь достать кого за броней машины – и тут
вдруг мотор штуги взревел, и самоходка рванула вперед, прямо на
привставшего Михайлова. Последний даже не попытался уйти в сторону
или отбежать назад – несильно размахнувшись, он метнул связку
гранат под днище накатывающей на него стальной громадины… Через
секунду страшный удар бронированного корпуса самоходки просто
разорвал старлея пополам, тут же подгребая под себя поломанное,
искалеченное тело геройского мужика. Жуткая смерть, при виде
которой меня словно парализовало… А еще две секунды спустя
пророкотал негромкий взрыв уже под задними катками штурмового
орудия – и дернувшись, самоходка встала. Еще не веря, что у
командира все-таки получилось, я до рези в глазах всматриваюсь
вперед, туда, где застыл бронированный «штуг». Минуту ничего не
происходит, а потом люки машины открываются, и из стального нутра
показываются артиллеристы, окутанные густыми клубами дыма. Экипаж
спасается с обреченной самоходки…
- Да хрен вам, твари!!!
Жму на спуск, отстрелив три-четыре
патрона. Прицеливаюсь, и снова стреляю. Две очереди сбивают с брони
двух фрицев, еще одного члена экипажа снимает Женька. Был ли
четвертый, или нет – не знаю. Но больше из подбитой машины уже
никто не показался, а минутой спустя в ней начали детонировать
снаряды. Вскоре мощный взрыв вырвался двумя струями пламени из
люков, одновременно раздув броню изнутри… Штурмовая немецкая группа
в этот момент решила благополучно отойти, оставшись вне
досягаемости нашего эффективного огня.
…А тело командира, Василия
Михайлова, так и осталось погребено под горящей броней. И хоронить
не придется – что там теперь хоронить-то осталось? Будет числиться
без вести пропавшим, если конечно мы не доберемся до своих и не
расскажем, как сложил голову настоящий русский герой – один из
сотен тысяч павших на поле боя в эту страшную войну.