– Я тебя
приветствую! Выходи, тебе нечего опасаться.
Гиб
Аянфаль молчал. В глубине души ему хотелось наоборот броситься к
пустынному асайю и поведать обо всём, что с ним случилось,
попросить помощи или совета. Но он будто потерял часть контроля над
собой, а перенесённые страдания поселили в его существе нечто
иррациональное и дикое.
Пустынный
асай меж тем сам заглянул за колонну.
– Выходи,
ну? – ещё раз позвал он.
Но Гиб
Аянфаль покачал головой, обнимая себя за плечи. Ему было стыдно
показаться перед чужим асайем нагим. Отсутствие одежды как будто
лишало его соответствующего статуса и возвращало в беззащитное
детское состояние, так как на твердынях Онсарры только дети не
имеют одежд, соответствующих рабочим точкам. Во взгляде пустынного
асайя неожиданно промелькнуло понимание.
– Подожди
немного, – проговорил он и скрылся, удаляясь из залы.
Вскоре
вновь послышались шаги, и пустынный патриций вернулся к колонне, за
которой прятался Гиб Аянфаль.
– Я
кое-что принёс для тебя, – сказал он, – взгляни.
Гиб
Аянфаль выглянул из укрытия и с удивлением увидел, что пустынный
патриций раскладывает на ближайшей ступени аккуратно сложенные
полотнища, из которых можно было сформировать одежду. Гиб Аянфаль
взял первое попавшееся и, завернувшись в него, решительно вышел,
наконец найдя в себе силы перебороть стеснение.
Патриций
тем временем положил на ступень последнее полотно и пристально
взглянул на молодого асайя.
– Я
оставлю это здесь для тебя. Первое время эта одежда тебе послужит,
а потом мы соткём новую. Я тебе покажу, как это делается, –
произнёс он, – оставайся здесь и отдохни после долгого пути. А
утром я вернусь, и тогда мы с тобой поговорим.
После этих
слов патриций одарил Гиб Аянфаля мягкой улыбкой и отошёл к чаше. Он
взялся за принесённую корзину и аккуратно высыпал в чашу мелкие
золотистые зёрна. Гиб Аянфаль с удивлением припомнил, что на его
родной твердыне этим трудом обычно занимались только жнецы и среди
них никогда не было патрициев – эта рабочая точка была сугубо для
простых асайев. А пустынный господин меж тем отставил корзину в
сторону и принялся умело постукивать пальцами по стенкам чаши,
пробуждая дремлющую в ней пыль, которая использовалась для
приготовления пасоки.
Гиб
Аянфаль присел на одну из ступеней, неотрывно наблюдая за его
трудом. Патриций готовил пасоку неторопливо и с какой-то скромной
величественностью. Гиб Аянфалю хотелось спросить, где же в таком
случае замковый жнец, без которого нельзя представить ни одну
обитель, но не решался. Его всего охватило чувство умиротворения и
твёрдой уверенности, что он наконец-то достиг некоего рубежа в
нелёгком пути. От этого на него вновь нахлынула усталость, но
совсем не такая тяжёлая, какая повергала в кошмары на просторах
Пустыни. Пурное тело, разогревшееся от бега, тяжело гудело, и ему
нужно было дать покой. Не в силах противиться усталости, Гиб
Аянфаль лёг, плотней заворачиваясь в полотно. Отчётливо видневшийся
на фоне светлой стены силуэт патриция, склонившегося над чашей, ещё
раз промелькнул перед глазами, после чего Гиб Аянфаль погрузился в
глубокий сон, доверяя сознание мирным волнам поселения.