Асай, чья
пыль
утрачивает подвижность, теряет своё
пурное тело, оставаясь в тонких отражениях. Старший родич
рассказывал, что это – первый шаг к смерти. Значит ли это, что те,
кого он видит, боятся погибнуть? Но почему?
Смерть
асайя – его осознанный выбор, если есть страх, значит, время
погибать ещё не пришло. Асай не боится боли, но трепещет от того,
что не успел завершить свой путь, не исполнил того, чего желал, и
потому для него нет ничего хуже внезапной и необдуманной смерти. А
такую может причинить только насилие. Асайи в видениях боялись
смерти, а значит, претерпевали насилие. И Гиб Аянфаль
задавался вопросом, являлось ли это насилие чьим-то осознанным
действием, или же оно – результат некой стихийной катастрофы?
Молодой асай терялся в догадках и старался найти ответ всё в тех же
видениях, но вскоре оставил эти попытки. Поначалу страх, терзавший
его после сна, пропадал с первым лучом звезды, но затем он окреп и
начал тянуться в сознании неприятным шлейфом на протяжении всего
дня, отравляя все возникавшие у Гиб Аянфаля более-менее бодрые
мысли. А ночью вместо умиротворённого отдыха его вновь ждали
кошмары.
В конце
концов дабы хоть как-то очистить сознание Гиб Аянфаль перестал
погружаться в сон и проводил ночи, просто лёжа на песке и стараясь
сознательно замедлить течение пыли, чтобы остудить накалившееся за
день тело. Глаза его были открыты, и он наблюдал за звёздами и
туманной полосой, вспоминал далёкую Пятую твердыню и дорогих ему
асайев. Он мечтал, как встретит их здесь, как обрадуется каждому и
как все вместе они непременно решат проблему кошмаров, а затем,
возможно, вернутся домой, покинув негостеприимную Пустыню. Эти
приятные мечтания первое время ободряли его, пока их не вытеснило
зародившееся в душе глубокое отчаяние.
Оно
пробудилось днём при ярком свете звезды, когда он, остановившись на
невысоком холме, смотрел на бескрайние дали. Гиб Аянфаль
почувствовал, как оно расползается в груди мучительной чёрной
пустотой: он идёт уже шесть декад и впереди – ничего. И так будет
вечно. Вся твердыня – сплошная гладь, а её волны искажены страхом.
Гиб Аянфаль поморщился, чувствуя, что горькие мысли пронзили его
едва ли не до дрожи. Это были не его мысли. Он чувствовал, что они
пришли из местных волн и от них пахнет видениями, от которых он так
настойчиво пытался убежать.