Стихия как раз разбушевалась не на шутку. За считанные минуты
набежали тучи, скрывая и без того тусклое солнце и заставляя
газовые фонари на стенах казаться ярче.
Молнии сверкали не переставая, гром утробно урчал, дождь лил
сплошным потоком. На улице становилось всё темнее, видимо, гроза
задержится надолго.
Элис шла по короткому тоннелю, с опаской поглядывая на стекающую
по тонким прозрачным пластинам воду. Коридор удерживал форму и
заземлял разряды благодаря металлическому каркасу, защищённому от
случайных прикосновений изнутри надёжной деревянной и пластиковой
изоляцией. Между дугами был натянут – временно – прозрачный
пластик, который от девности местами провис и теперь накапливал
лужицы.
Нет ничего более постоянного, чем временное, заменить перепонки
стеклом собиралось уже второе поколение Блаунтов.
Надо будет сказать папе, чтобы перетянул заново, отметила про
себя Элис. Хоть и ленивая временами, и жутко болтливая
(постоянно!), девушка становилась ответственной до зубовного
скрежета, когда дело касалось безопасности её родных. А
повреждённая изоляция грозила очень неприятными последствиями.
Переход очень удачно был неподалёку от кухни, идти долго не
пришлось. Придерживая поднос снизу коленом, горничная постучала в
гигантские, во всю высоту коридора, тяжёлые деревянные створки.
Местное дерево некоторых пород по свойствам походило на металл,
тяжело поддавалось обработке, зато служило веками, не загнивая и не
плесеневея.
Понятно, не Блаунтам. Те справлялись куда эффективнее
плесени.
– Да? – приглушённо откликнулся раздражённый женский голос по ту
сторону преграды.
Что-то упало с грохотом, голос пару раз забористо чертыхнулся.
Элис, как и положено приличной горничной, сделала вид, что не
расслышала, а про себя отметила и запомнила новый выразительный
оборот.
– Чаю, мисс? Пора обедать! – пытаясь перекрыть лязг и бряцание,
горничная чуть повысила голос.
– Не надо, у меня вчерашний ещё есть в термосе! – жизнерадостно
откликнулась Фелисия и добавила вполголоса: – Или
позавчерашний.
А может, Элис и показалось.
Как бы то ни было, на кухню горничная вернулась с полным,
нетронутым хозяйкой подносом.
Двери в мастерскую ей так и не открыли, ссылаясь на грязные руки
и общую занятость. Вошедшей в творческий раж Фелисии не хотелось
лишний раз прерывать процесс – если с мысли сбиться, потом очень
тяжело вернуться обратно, и такие мелочи, как еда и сон, считались
ею помехой работе.