Расплывшееся чудовище, схватившее
Гензеля, довольно заурчало, но насладиться успехом не успело:
увидело перед лицом его улыбку, ощетинившуюся десятками акульих
зубов.
Гензель извернулся и впился в
сдавившую его плечо руку. В рот хлынуло горячее и сладкое, под
зубами захрустели, лопаясь подобно старым трухлявым веткам, кости.
Упоительное, неповторимое ощущение…
Мозг толстяка был действительно
неразвит. Даже боли потребовалась секунда или две, чтобы отыскать
верный путь к уцелевшим нервным центрам. Страшилище удивленно
уставилось на обрубок своей руки, больше похожий на мясную кость,
побывавшую в зубах у своры уличных псов. Осколки костей
перемешались с разодранным мясом, на брусчатке стремительно
расширялась темная лужа удивительно округлой формы. То, что
когда-то было его кистью, шлепнулось беззвучно в пыль. Толстяк
зачарованно уставился на руку, на миг показалось, что его пустое
лицо озарится какой-то пробившейся на поверхность мыслью, что
какой-то импульс, молнией резанувший мозг, сможет поколебать этот
застоявшийся пруд. Но лицо расплывшегося мула практически не
изменилось, лишь округлились в немом удивлении глаза. Должно быть,
впервые в его жизни произошло что-то такое, чего он не понимал.
А спустя еще половину секунды его
лицо действительно изменилось — когда кулак мехоса, разогнавшийся
так, что вокруг него гудел воздух, разминувшись с Гензелем,
врезался толстяку в голову.
Раздался громкий хруст, какой бывает,
если наступить каблуком на подгнивший орех. И сходство не
ограничивалось одним лишь звуком — голова толстяка лопнула,
расколовшись на части, толстенные кости черепа разошлись, обнажив
серую мякоть мозга, деформированные зубы неправильной формы и
зазубренный остов позвоночника. Один глаз треснул в глазнице,
мгновенно став черно-багровым, другой вовсе пропал.
Этот удар, размозживший голову
толстяка, на месте уничтожил бы любое живое существо. Но силы
генетической скверны, спрятанные в его изуродованном теле, были
воистину всемогущи. Рваные лохмотья губ, свисавшие из изломанной
челюсти, вдруг шевельнулись. Черно-багровый глаз затрепетал в
глазнице. Мул издал нечленораздельный звук и зашатался, но не упал.
Это было жуткое зрелище. Практически обезглавленный, он дергался,
шатаясь из стороны в стороны, и тянул к своей расколотой голове
руки — уцелевшую и культю, — словно пытаясь соединить обратно
лопнувшие кости.