Невероятная живучесть за пределами
человеческой природы. Далеко за ними.
Но Гензель на него уже не смотрел —
толстяк вышел из боя и больше не представлял опасности. А значит,
следовало сосредоточиться на последнем противнике.
Мехос исторг из своей стальной груди
поток ругательств, слишком сумбурно и нечетко, чтобы Гензель смог
их оценить. Гигант, желавший иметь человеческое сердце, на миг
опешил, увидев, как его приятель бесцельно бредет по переулку,
раскачиваясь как пьяный и пытаясь удержать на плечах расползающуюся
бесформенную кучу, прежде бывшую головой. Там, где толстяк задевал
еще державшиеся стены, на камне оставались алые, серые и багровые
мазки, кое-где на водосточных трубах оставались висеть куски
скальпа.
Будь мехос хладнокровнее, не
задержись он с атакой, возможно, ему удалось бы прожить на
несколько секунд дольше. Но, видимо, что бы ни говорила Гретель,
под прочной броней осталось слишком много человеческого.
Воспользовавшись его замешательством,
Гензель одним длинным и резким шагом оказался почти вплотную.
Бронированные пластины бывшего лесоруба, издалека выглядевшие
весьма пристойно, вблизи производили заметно худшее впечатление.
Давно не полированные, местами покрытые рыжими пятнами ржавчины,
они свидетельствовали о том, что хозяину давно не по карману было
ухаживать за ними должным образом. Даже металл, который в сто раз
прочнее человеческой плоти, требует ухода.
Кое-где на бронированном теле
красовались металлические заплаты и следы ремонта, в других же
местах сталь давно не знала пощады, там образовались трещины,
зазоры и отверстия.
Даже в сверхпрочной шкуре можно найти
уязвимое место.
Последний удар мехоса был неуклюж и
почти не опасен. Гензель легко пропустил его над головой и,
качнувшись, коротким движением вогнал мушкет в проржавевший бок
гиганта. В снопе искр стволы погрузились во внутренности мехоса,
точно пика, всаженная под ребра огромному быку. Наружу торчал лишь
укороченный приклад.
Гензель одновременно спустил оба
взведенных курка.
В последнюю секунду перед выстрелом
Гензелю показалось, что за скрежетом, шипением и треском большого
тела он слышит размеренные ритмичные удары под металлической
обшивкой. Точно там и в самом деле работал крошечный метроном…
Громыхнуло так, точно в огромном
жестяном тазу взорвалась пороховая граната. С крыш посыпалась
крошка глиняной черепицы, зазвенели каскады стеклянных осколков,
ссыпаясь из оконных проемов.