Потому что увидел его величество
Тревирануса Первого.
Собственное тело предало его.
Омертвели, не в силах сделать выдох, легкие, обмерли мышцы, и даже
сердце вдруг съежилось где-то в глубине тела, крошечное, как
новорожденная опухоль. Гензель ничего не мог с собой поделать.
Замер на пороге, не в силах сделать и шага, кровь прилила к лицу.
Наверно, в этот миг он выглядел идиотом с пораженным генетической
хворью мозгом. Гретель пришлось незаметно ткнуть его под ребра,
чтобы тело обрело хоть какую-то чувствительность.
Сама она, кажется, особого волнения
при виде царственной особы не испытывала и на его величество
взирала с не большим интересом, чем на уличного торговца
или садовника. Он вдруг с суеверным ужасом ощутил, что в этом нет
ни малейшего притворства, ни малейшей неискренности. Она и в самом
деле не видела существенной разницы между его величеством и любым
другим организмом на свете. И уж подавно была лишена религиозного
трепета.
Гензель заставил себя сделать три
шага вперед. Это было пыткой, с которой его тело едва совладало. Он
даже не мог поднять головы, глядя себе под ноги, но в то же время
ощущая присутствие в зале чего-то столь чистого и мощного, что на
всем теле вставали дыбом волосы. Как невидимое излучение огромного
неэкранированного реактора.
Увидев расшитые носки королевских
туфель, Гензель едва не лишился чувств в благоговейном экстазе.
Человек. Высшее существо, которому
суждено править миром. Идеальное сочетание хромосом, не
испорченных, подобно его собственным, поколениями генетических
вырожденцев. Священный сосуд, полнящийся драгоценной влагой.
Величайшая сила, перед лицом которой всякое существо должно онеметь
в религиозном экстазе.
Несмотря на все гигиенические
процедуры и омовения, Гензель ощутил себя невероятно грязным,
настолько, что хотелось рухнуть на колени и приникнуть к полу. Он
словно увидел себя со стороны — некрасивое лицо, щерящееся
треугольными акульими зубами, потрепанная одежда, несуразные
пропорции. Квартеронское отродье. Выродок. Набор бракованных генов.
Оскорбление Человечества. Живое воплощение всего самого низменного
и позорного.
— Подойдите, — негромко сказал
король. — Только вы двое. Остальные пусть ждут снаружи.
На ватных подкашивающихся ногах
Гензель добрел до основания трона. Протянутая ему рука была рукой
взрослого мужчины, с морщинистой кожей и скромным золотым перстнем.
Она источала едва ощущаемый аромат. Гензель поцеловал ее губами,
которые вдруг стали непослушными и бесчувственными, как древесная
кора. И сердце ухнуло куда-то в самый низ груди. Не лишиться бы
чувств прямо в зале…