Они и в самом деле показались из
подворотни, чутье не соврало. А негромкие отраженные стенами звуки
шагов за спиной подсказывали, что их встреча спланирована наилучшим
образом.
«Человечество Извечное и Всеблагое!
Дай нам, твоим увечным потомкам, силы и смелости, да избавь от
тяжести грехов наших и наших предков!» — краткую молитву Гензель
вознес скорее по привычке, без должного почтения.
Как чувствовал, что не стоило
возвращаться в Лаленбург, город тухлых яблок и генетической
скверны!..
— Доброго дня, сударыня ведьма!
Сказано было без надлежащего
уважения, скорее с насмешкой. От одного этого голоса Гензель
ощутил, как дремлющий в его генетических цепочках хищник напрягся.
Невидимые зубы едва заметно разомкнулись, обнажаясь в щербатой
акульей усмешке. Такой голос не предвещал ничего доброго, ничего
хорошего, ничего путного. Такой голос обещал неприятности. Может
быть, больше неприятностей, чем он, Гензель, успеет отвести.
Эти двое были бы примечательной
парой, но только не для Лаленбурга. Здесь можно было встретить и не
такую компанию.
Первый был квартероном, это Гензель
мгновенно определил по металлическому блеску браслета на руке.
Цифру на браслете с такого расстояния не разобрать, но он готов был
поставить половину своих зубов на то, что она не ниже двадцати. Как
минимум двадцать процентов порченой крови, генетического сора.
Слишком уж раздуто тело, слишком искажены человеческие
пропорции.
«Да он похож на огородное пугало, —
подумал Гензель, ощущая безмерную брезгливость. — Словно изнутри
его набили сеном и тряпьем, да так, что едва не трескается…»
И в самом деле, кожа была растянута,
а черты лица поплыли, словно их нарисовали краской на полотне, а
само полотно потом натянули на излишне широкий холст. Здоровяк
переминался с ноги на ногу и казался неуклюжим, но Гензель не
собирался терять бдительности. В этом раздутом теле, судя по всему,
скрывалась недюжинная сила, вон какие свисают бурдюки мышц… В
блеклых и затертых, как старые пуговицы, глазах почти не
угадывалось мысли, чувства, лишь концентрированная и едва
сдерживаемая животная ярость. Не человек, а огромный ком плоти,
причем плоти явственно агрессивной. Судя по тому, как подергивалось
это чучело, как глухо ворчало, пачкая почти отсутствующий
подбородок стекающей желтоватой слюной, оно не собиралось вступать
в долгие и обременительные беседы.