– Это точно, – ответил Зимич.
– У тебя щеки синие. – Стёжка со
свечой в руках присела перед ним на корточки. – Деда, надо
медвежьим салом, да?
– Лучше маслом. А медвежьим салом
спину растереть и грудь. Хоть он и зовется «Стойко», а, сдается
мне, опять в горячке свалится. Слабоват ты, братец, для жизни в
Лесу. Тут надо родиться, чтобы двое суток по лесу бродить и не
заболеть после этого.
– Почему двое суток, деда? –
возмутилась Стёжка. – Трое!
– Мне показалось, что у колдуна он
все же переночевал. В Холомце говорят, что колдуна убил тот, кто
скоро станет змеем. Охотники нашли следы, ведущие в лес.
– Колдуна никто не убивал, – вздохнул
Зимич, – он умер своей смертью.
– Какая-то странная и неожиданная
смерть, ты не находишь? – Хозяин вытащил из-под стола табуретку и
уселся рядом.
– Не знаю… Мне показалось… Мне
показалось, он очень устал… Может быть, это из-за метели? Он вчера
вызывал метель.
– Да, хорошая была метель, густой
снегопад. Но он каждый год вызывал метели и снегопады, чтобы
прикрывать озимые снегом. И не умирал. Колдуны от этого не
умирают.
Дрова занимались в печи неохотно,
сквозь заслонку не чувствовался жар огня, и Зимич прижимался к ней
все теснее и теснее, чтобы унять озноб. Пока не прожег
полушубок…
А потом была горячая овсяная
похлебка, и вареное мясо, и теплый сладкий мед, и настойка сушеной
малины, и руки Стёжки, растиравшие плечи и кутавшие в шерстяной
кусачий платок, и баюкающий голос хозяина.
Зимич проспал весь короткий зимний
день и проснулся в середине следующей ночи. Его разбудила неясная
тревога, смутный, плохо осознаваемый страх. Ощущение наползающей
тени. Четыре дня отгрызли от луны больше четвертины, и Зимич в
оттаявшем окне видел не столько белый свет, сколько заслонявшую его
тень.
Что-то происходило. Словно злые духи
кружили возле дома. За окном, в безмолвии и неподвижности морозной
ночи, шевелились чьи-то тусклые очертания, гоняя темноту по
комнате. Страх становился все сильней, и вот уже Зимичу показалось,
будто кто-то прячется в самом темном углу. Неслышная и невидимая
опасность, как гадюка в высокой траве. И не лезвие ножа, не стрела,
не топор угрожают ему – яд на кончике острого зуба. Один
неосторожный шаг… Одно резкое движение…
Зимич приподнялся на локте и тряхнул
головой: он давно забыл, что такое ночные страхи. Давно. Еще в те
времена, когда мама приходила ночью на его зов и смешно стыдила: ты
такой взрослый мальчик, тебе уже пять лет, а ты боишься темноты,
как маленький…