– Твоя родня теперь и мне родня… –
убеждал он названого братца. – Бери, у родственника брать не
стыдно. Может так случиться, и ты мне когда-нибудь поможешь. Братья
должны друг другу помогать.
Зимич и предположить не мог, что
словно в воду глядит: ну чем отпрыску рода Огненной Лисицы мог
помочь голодный и оборванный охотник?
После этого он больше не ходил
задирать лесных людей. И не обращал внимания на шуточки друзей,
которые обвиняли его в трусости.
А в ноябре случилась эта ерунда с
дочкой булочника. Если бы ее братья грозили Зимичу смертью! Он бы
выбрал смерть. Сначала она ему очень нравилась. Он даже думал, что
любит ее. И писал ей стихи. Впрочем, он всем своим возлюбленным
писал стихи, за это они любили его еще крепче. Но через два месяца
Зимич разглядел (в который раз!) в нежной голубке курицу-наседку,
разочаровался, охладел и порвал с ней всякие отношения. Не тут-то
было! Курица-наседка показала себя настоящей орлицей, когтями
впившейся в добычу: объявила себя беременной и потребовала ни много
ни мало – жениться! Казалось бы, кто может приневолить его жениться
на какой-то дочке булочника? Ан нет, булочник и его сыновья
устроили громкое разбирательство, спасая репутацию дочери: не от
какого-то приблуды забеременела, от потомка знатного рода. Даже
если бастард родится, а все ж кровь Огненной Лисицы!
Поверенный отца денег дать отказался
– булочник бы деньги взял, в этом Зимич не сомневался и даже мог
примерно прикинуть цену «спасения» репутации непутевой девицы.
Зимич написал отцу (в первый раз со столь унизительной просьбой!),
но снова получил обидный отказ: тот ответил, что о чести семьи надо
было думать раньше, и предложил жениться. На дочке булочника? На
этой курице, которая не умела даже читать? Отец писал, что любую
невестку примет с радостью, что женитьба пойдет Зимичу на пользу, –
другого способа образумить сына он не видит.
Разобидевшись на весь мир, Зимич
решил бросить университет и сбежать из Хстова. Навсегда порвать с
отцом и зависимостью от него. Собственно, решение это он принимал
будучи мертвецки пьяным, но заявил о нем во всеуслышание, так что
пути для отступления не оставалось.
Конечно, пытать счастье он собирался
в дальних странах, но судьба (верней, закономерность ее течения)
распорядилась иначе.