От еды и тепла закружилась голова,
заныли синяки и ссадины, и меньше всего Зимич хотел связываться с
охотниками – разбойников ему вполне хватило. Однако Жарко прошел
мимо дважды, как будто ненарочно задевая скамейку, на которой Зимич
сидел. Случись такое в городе, в кабаке, в присутствии товарищей,
Зимич счел бы это поводом для драки. По меньшей мере молчать он бы
не стал. Жарко остался недоволен, и, проходя мимо Зимича в третий
раз, не только споткнулся о скамейку, но и проворчал:
– Расселся тут, прохода нет…
Зимич, закипая, промолчал и на этот
раз, коротко глянул на охотника и отвернулся, уставившись в кружку
с пивом. И на обратном пути тот уже от души пнул скамейку ногой,
так что пиво пролилось в тарелку с мясом. Спустить такое было бы
полной потерей всякого чувства собственного достоинства, и Зимич
поднялся, отшвыривая дерюжку в сторону.
Только-только утихшая боль в сбитых
ногах двумя острыми иглами прошила тело от пяток до макушки,
добавляя злости, и он с разворота надел глиняную кружку на голову
задире-охотнику. Кружка разлетелась вдребезги; к пиву, стекавшему
по растерянному лицу Жарко, тут же примешались струйки крови. Тот
не ожидал такого начала поединка и отступил на шаг,
выговаривая:
– Ба, студент…
Дрались остервенело и без правил,
пока трактирщик не потребовал их разнять. Лесные люди постарше
скрутили обоих и выбросили на мороз, предложив охладиться, но
молодые охотники высыпали из трактира поглазеть на продолжение – во
дворе было светло от костров, да и места побольше.
Не было ничего удивительного в том,
что продержался Зимич недолго: не смог подняться после хорошего
удара в подбородок. Охотники оттрубили победу, поздравили Жарко и с
гомоном отправились обратно в трактир, а Зимич так и не мог
оторвать голову от утоптанного снега: тело не слушалось. Прошло
несколько минут, но легче не стало, и Зимич оставил попытки
подняться – слишком они были мучительными. Да и возвращение в
трактир показалось ему чересчур бесславным: оставалось только
добраться до ближайшего костра – авось не прогонят… Он не ощущал
холода и не хотел думать о том, что вскоре попросту замерзнет.
О нем вспомнили – правда, не сразу.
Двое охотников вышли во двор, подхватили Зимича под мышки и втащили
в тепло. Над ним столпились лесные люди, кто-то опустил лампу к его
лицу и сказал: