– Нет, я тебя не помнил. Теперь
вспомнил. Но узнать человека, который в одиночку убил змая, совсем
нетрудно. Ешь, ешь. Ночь долгая… Хорошая ночь.
Он назвал змея змаем, как это принято
в окрестностях Во́лгорода – наверное, был оттуда родом.
Зверек между тем обнюхал все углы
избушки и подошел к старику, заглядывая в глаза.
– Эй, как тебя… цып-цып, – позвал
Зимич, протягивая росомахе кусок замерзшей оленины.
Зверек недоверчиво оглянулся и
показал зубы – слишком длинные и острые для такого маленького
существа. В доме колдуна от его дружелюбия не осталось и следа.
– Бери, Бродяга, не бойся, – сказал
старик и подтолкнул того к Зимичу.
Зверек прижал круглые медвежьи уши к
голове и потянулся к мясу, глядя Зимичу в лицо круглыми
светло-карими глазами с черным ободком.
– Он вообще-то людей боится. Но тебя
ко мне привел. – Старик погладил узловатыми пальцами вздыбившуюся
шерсть росомахи. Зверь выхватил мясо и отошел в сторону.
Зимич хотел отломить кусок хлеба, но
тот замерз и превратился в камень.
– Положи сюда, – старик ткнул пальцем
на камни очага, – скоро оттает. И сыр тоже положи. Зачем я тебя
ждал, я знаю. А вот зачем ты ко мне пришел?
Зимич обмер и уронил кусок сыра на
угли. Но, чтобы не ударить лицом в грязь, быстро выхватил его
оттуда и положил на камни. Теперь надо спрашивать. Сразу, потом
может и не получиться. Он зажмурился, словно собирался прыгнуть в
ледяную воду, и выдохнул:
– Я пришел… спросить. Правда ли, что
человек, в одиночку убивший змея, сам становится змеем?
– Правда, – невозмутимо ответил
колдун, и Зимичу показалось, что он и в самом деле оказался в
ледяной воде: дыхание оборвалось, и перед глазами разлилась
холодная чернота.
Никому до него нет дела. Почему
кто-то должен его щадить, подавать надежду, которой нет, подбирать
слова и заходить издалека, чтобы не напугать и не расстроить?
– И я ничего не могу сделать? –
зажмурив глаза, спросил он.
– Сделать? А что ты собираешься
делать? – удивился колдун.
– Я… Ты не понял… Что мне надо
сделать, чтобы не превращаться в змея?
– Ничего, – пожал плечами старик, и
Зимич зажмурился еще сильней. Вот так. Это была последняя надежда,
теперь ее нет. А чего он ждал?
Он поднялся, забыв про хлеб и сыр,
надел шапку и медленно направился к выходу. Ему не хотелось, чтобы
кто-то видел его в отчаянье. Он хотел встретить его один на
один.