Она сумела вывести яд накера отобранной
у стражников бутылью вина, но не могла противостоять
заразе обыденной. Стоило бы всё-таки призвать змею
Рафаила — что такое несколько месяцев жизни, если она даже
не заметила бы их отсутствия? А теперь она
лежит в небольшой нише, больше всего желая оказаться
за много льё отсюда, вдыхает проклятый аромат больницы
и жалеет себя. Страдает из-за собственной жадности,
и поныне не желая отдавать драгоценные дни гостям
с той стороны Грани.
Мрачную тишину изредка разрывала только
молитва — священники занимались этим каждый день, призывая
Рафаила, чтобы тот помог им в исцелении. Но архангел
оставался глух к мольбам.
Эвен стоял рядом, глядя, как врач меняет
повязку на плече Жанны. Короткий бой с одержимыми прошёл
для него без единой царапины, и рыцарь не желал отходить
от постели больной, вполне обосновано не доверяя врачам.
Первый костоправ, сунувшийся было лечить колдунью, заставил
её заорать от боли спустя всего несколько мгновений,
за что немедля получил в ухо от телохранителя
и спешно ретировался. Следующий оказался куда более умелым,
и Жанна быстро успокоилась, чувствуя, как стихает боль.
— Это яд, — качала головой
сестра-иоанитка, наблюдавшая за перевязкой.
— Яд неверия, кара Господня за колдовство!
— Пойдите к чёрту, сестра, —
мрачно ответила Жанна. — Ваши слова уж точно мне
не помогут. И не навредят.
Она не знала, сколько придётся пролежать
здесь, но была твёрдо намерена сделать этот срок как можно
короче. Больница угнетала её — мерзким запахом умирающих,
трупами, что выносили отсюда каждые три часа, и хоть колдунья
лежала здесь только второй день, в душе для неё прошла
вечность.
Может, это такая кара за колдовство?
Ночью Жанне приснился сон — странное
видение, из тех, когда не можешь понять, сон это или
всё-таки явь, когда нельзя закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы
избавиться от захлестнувшей разум жути. Жанна бродила
по ночному лесу, тщетно пытаясь найти выход, а под ногами
шелестела хвоя и скрипела опавшая кора. Иногда меж деревьев
мелькала фигура — женщина в белом платье звала Жанну
за собой, и она покорно шла следом, иногда вдруг
спотыкаясь и сознавая, что происходит. И только
к рассвету странный дух покинул её, позволив
забыться.
— Это не лихорадка,
мадемуазель, — покачал головой очередной врач. Клюв его маски,
прежде белый, теперь будто потемнел от царившего вокруг мрака.
— Накер, значит? Вы по-прежнему отравлены. Вино
и покой — больше ничего. Не разгоняйте кровь
по жилам, мадемуазель. Для вас это будет смертельно
опасно.