— Но тогда кто же вы?
— наконец собрался с духом Шарль. Жан улыбался, небрежно
прислонившись к стене.
— Я — эмиссар его величества Филиппа
де Валуа, — хихикнула Жанна. — И никто больше.
Даже королева не смеет мне приказывать —
но и я всего лишь инструмент.
— Королева не смеет приказывать уже
никому, — вздохнул Жан.
— Почему же?
— Она умерла. Вчера из столицы
прибыл человек...
Жанна глубоко вздохнула.
— Хоть одна приятная новость
за последние недели, — сказала она, закрывая глаза.
[1] Молитва святому
Михаилу (лат.)
[2] Денье —
средневековая мелкая монета во Франции
У неё были веские причины считать такую
новость приятной.
Жанна ненавидела королеву как могла —
тихо, не говоря об этом вслух. Они носили одинаковые
имена, и одно только это бесило Жанну, не желавшую иметь
ничего общество с «королевой-мужем», как её звали
в народе.
Колдунья не без оснований считала, что
именно Жанна Хромоножка подговорила короля отослать
её на край мира в Руайян, только чтобы избавиться
от ведьмы при дворе — хотя бы на время. Именно
Хромоножка, улыбаясь, передала Жанне повеление отправиться сюда,
а король ясно дал понять, что ему всё равно. Именно она уже
подсылала к колдунье убийц, и Жанна подозревала, что
Филипп знал об этом.
А теперь она умерла, и данное
ей слово не значило больше ничего. Жанна могла уезжать
восвояси — и всё же что-то держало её здесь.
Колдунья, впрочем, хорошо знала, что: до сих пор она никогда
не терпела поражения, и вовсе не желала, чтобы
мессир Луи д’Олерон стал первым.
Отель пустовал. Жан не держал много слуг,
да и вряд ли они остались бы здесь умирать
от чумы. Вот и обходился одним Бертом
да оруженосцем.
Когда Жанна вышла из купальни, Солнечного
рыцаря нигде не было — лишь Берт сидел в кресле,
точно так, как раньше колдунья. Лицо его было по-прежнему
безмятежно, и на миг Жанна даже позавидовала ему.
— Где хозяин? — спросила она.
— Вверху, — сказал Берт.
— Угол. Комната. Север. Восток.
Колдунья кивнула. Она начинала понимать этого
человека.
— Эвен, — тихо сказала она.
— Воспользуйся случаем и вымойся тоже.
Тот замешкался. Тогда, в первый раз,
в бадью он не залез — не хватило времени.
И если неприхотливому, прожившему полжизни в вересковых
пустошах Шотландии рыцарю не в первый раз было обходиться
без мытья, то Жанна не терпела грязь.