— Как же вы попали
к королю? — удивился Жан.
— Я исцелила королевского внука, —
Жанна провела лезвием по его щеке и сбросила волосы
в воду. — А до того была никому
не известной дочерью крестьянки в Лангедоке. Одной
из последних катаров.
— Катаров?
Вы становитесь всё интереснее.
Жанна недоуменно
уставилась на него. Слишком редко ей доводилось встречать человека,
который не скорчил бы презрительную гримасу, узнав о её матери.
Слишком мерзким считалось среди добрых католиков альбигойское
движение, из-за которого Лангедок полвека походил на пустыню.
Крестовый поход на эти земли унёс много тысяч жизней, и лишь
ловкость да ум помогли прадеду Жанны спастись в то
время.
— Это
странно, — сказала она. — Обычно люди сразу утрачивают
интерес, едва узнав, кто я и откуда.
— Ваш
окситанский акцент я услышал при первой встрече,
но не обратил внимания. Видимо, жизнь вдали
от столицы делает нас проще.
— Для этого надо
жить на краю света, — Жанна улыбнулась.
Бритва скользнула
по лицу Жана последний раз.
— У меня
нет зеркала, чтобы оценить вашу работу, — Солнечный рыцарь
осторожно провёл пальцем по щеке. — Но чувствую себя
превосходно.
— Вернёмся
к делу, мессир. Я хочу призвать корвуса.
Жан
вздрогнул.
— Никогда
прежде не встречался с этими тварями, —
признался он. — Но вам я верю.
— Разве ваша
колдунья не знакома с ними?
— Она никогда не
звала духов, — Жан обречённо вздохнул. — Она превосходно умеет
лечить — но я не видел ни разу... Впрочем, будет лучше, если она
расскажет сама. Идёмте же...
***
В маленьком
зале царила тень. Полуденное солнце едва заглядывало сюда сквозь
узкие окна, шесть темных стен окружали узор призыва в центре.
Кто-то вырезал его прямо в полу, искусно начертав круг
с восемью лепестками, а в нем — нужные символы
и сплетения линий. Узор не совсем походил на тот,
который предпочитала использовать Жанна, да и сложностью
он превосходил её работы — зато сложность эта
говорила наверняка, что призванный дух не посмеет выйти
за пределы круга.
Но сейчас Жанна
не смотрела на узор вовсе.
По другую сторону
рисунка стояла женщина в вызывающем красном платье, высокая и
красивая. Карие глаза насмешливо разглядывали колдунью,
распущенные, чёрные как смоль волосы волнами спускались до
затянутой в бархат груди. Тонкие губы замерли в фальшивой улыбке,
изящные пальцы в ожидании сплелись на животе. Она была совсем
непохожа на придворных дам, вычурных и благородных, и всё же
проскальзывало в её глазах что-то такое, словно говорящее: