Уязвленная таким выводом, остаток дня
я маялась, не зная, как быть. И не замечала, что часы пробили
сперва семь, потом восемь. А потом шедшее на закат солнце
позолотило последними лучами нашу скромно обставленную гостиную и
окончательно упало за Неву.
Ильицкий до сих пор не вернулся.
— Извольте кушать пойти, Лидия
Гавриловна. Стынет уж все.
— Иду-иду, Никита. Непременно.
Евгения Ивановича только дождусь… - Я впервые за вечер посмотрела
на часы.
Тот обиделся:
— Дык он когда еще явится… Могёт и
вовсе не прийти – всяко бывало, - обнадежил меня Никита.
И вскоре раздумья, что мне сказать
мужу, когда он вернется, отошли на второй план. Что, если он вовсе
не вернется?
«…учтите, у меня есть связи. Я
отомщю!!!!»
До одиннадцати часов, покуда домашние
спали, я металась из комнаты в комнату, не находя себе места, а к
половине первого всерьез решала, куда бросаться за помощью. В
полицию? Лично к Степану Егоровичу, моему доброму другу, служившему
теперь в городской полиции? Или же сразу к дядюшке? К дяде
обращаться не хотелось… я вовсе зарекалась когда-то что-либо у него
просить.
Но когда я была готова уж поступиться
принципами, мой настороженный слух уловил щелчок от поворота ключа
в двери. Рука сама потянулась к изящной статуэтке балерины на
мраморном пьедестале. И только потом я выглянула в переднюю. Право,
я ожидала чего угодно…
— Не спишь? – как будто не удивился
Ильицкий. Увидел балерину у меня в руках, тяжело вздохнул, но тоже
не удивился.
Лаковые его ботинки, как и ноги по
колено, были перепачканы ошметками высохшей грязи.
Поставив балерину, я обнаружила, что
у меня мелко дрожат руки. И с силою впилась пальцами в собственные
плечи, чтобы это было не слишком заметно.
— А ты смог бы уснуть, ежели б я
прогуливалась где-то до часу ночи?
— Вряд ли. – Он поднял на меня
уставшие глаза. - Прости, Лидушка. Не думал, что задержусь так
надолго. Прости, у меня было одно дело.
Нашу переднюю тем временем медленно,
но верно заполнял аромат женских духов. Ее духов, флакон которых
едва не разбился у этих дверей день назад.
И я, передумавшая уж всякое, тогда
сообразила: может, первая моя догадка о нем и этой madame Хаткевич
и есть истина? Может, все проще? А «месть» ее – это лишь месть
брошенной женщины?
— Читал лекции в Университете
припозднившимся студентам? – не сдержалась я.