Нужно форму менять, а то у меня так пол армии сдохнет от
банальной простуды, в угоду моде и красоте. И в первую очередь эти
идиотские треуголки убрать и заменить нормальными шапками, —
промелькнувшая в голове мысль засела в ней занозой и постоянно
напоминала о себе все то время, пока я разглядывал с борющимся с
ветром офицером.
— Камер-юнкер Высочайшего двора граф Бутурлин, — проорал офицер,
пытаясь перекричать ветер. — Государь Петр Алексеевич, необходимо
остановиться, пока буря не утихнет! А то лошадей погубим и сами
сгинем, весной поди косточки наши и найдут оттаявшие.
— Где? — мне тоже пришлось кричать ему в ответ. — В чистом
поле?
— Здесь недалеко мое отческое имение расположено, даже не надо
Новгород проезжать. Христом богом прошу, государь Петр Алексеевич,
принять мое гостеприимство и переждать непогоду под сенью моего
отчего дома!
— Как далеко имение?!
— Пара верст, государь! Прорвемся. Я покажу дорогу, не извольте
сомневаться! Еще совсем пацаненком был, когда здесь всю округу
облазал, не заплутаю, вот вам крест! — ветер все нарастал, и я
услышал, или мне почудилось, что где-то там невдалеке к вою метели
присоединился слаженный волчий вой. Решение нужно было принимать
немедленно. Но Бутурлин... Снова раздался волчий вой, теперь уже
отчетливо слышимый, который стал значительно ближе. Черт с ним, я
вроде пока рассориться с камер-юнкером не успел, не держит пока
Александр Борисович Бутурлин на меня зла. А он уже с трудом
удерживал тяжелую дверь кареты, которую пытался вырвать у него из
рук ветер. А ведь еще и шляпу приходилось держать.
— Поворачивай! — закричал я, и Бутурлин кивком головы дав
понять, что понял, и навалился все весом на дверь кареты, пытаясь
ее закрыть. Наконец ему это удалось, и карета принялась
разворачиваться.
Лошади хрипели с трудом пытаясь сопротивляться сбивающему их с
ног ветру. Но мне-то еще куда ни шло, в мой возок запряжена
шестерка, вшестером они справятся, а вот какого сейчас всадникам?
Карета наклонилась так, что я едва не завалился на бок. Остерман
так завалился и грязно ругаясь по-немецки пытался принять достойное
положение, одновременно поправляя съехавший на бок парик. Молодой
парнишка, не старше меня, кинулся к печи, к которой был специально
приставлен, чтобы не дать ей опрокинуться.