Вопрос в том, насколько возможно контролировать ментальную
связь. Но если и возможно, где контролёров взять? По нашим с
профессором Рукавишниковым прикидкам, людей моего типа и моего
уровня в стране человек сто, а выше моего уровня и вовсе человек
пять. Гипотетический контролер должен быть выше моего уровня. То
есть нужно отыскать пять человек, развить в них способности — и
посадить в чёрный кабинет на прослушивание? Вряд ли. Опять же,
побочные действия в виде носовых кровотечений скажутся на сроках
службы. Разве что держать в заточении, как расходный материал? Но
где его взять, столько расходного материала, да ещё чтобы
качественного, если менталист — или ментамен? ридер? — встречается
немногим чаще, нежели лягушки на Луне?
Это как травить недруга ядом за двадцать миллионов долларов. Ну,
одного можно — чтобы боялись. А если их тысяча? Самого
обыкновенного мужичка с топором хватит: отрубят голову, всего и
делов-то. Загасить ментоспособности повальным использованием
мобильников, когда человек добровольно и за свои деньги разрушает
собственные способности, принося при этом прибыль и опсосам, и
производителям гаджетов, и государству, получающему свою долю в
виде налогов — разве не умно? И потому из ста человек, о которых мы
размышляли с профессором, реально пользуются своими способностями
лишь малая часть и в малой степени. Насколько малой? Да ведь и я
сам из них: иногда и по чуть-чуть.
Надо развивать способности. Пусть по телефону звонят другие. И
да, неплохо бы всеволновой приемник купить, чтобы и полицейское
радио слушать. Сам, конечно, не буду, а поручу... да вот Владу и
поручу.
С такими мыслями я и уснул.
Сон
Я в Париже. Нет, я не вижу Эйфелевой башни или реки с
табличкой «Сена» и книжными лотками вдоль набережной, но точно знаю
— это Париж.
Я внутри кафе. На окнах плотные шторы — светомаскировка.
Между окнами — зеркала, в одном из которых отражаюсь я. Только это
не совсем я, а господин в черном костюме и с бабочкой, лет
пятидесяти, склонный к полноте. Передо мной — шахматная доска с
расставленной позицией.
Подходит кельнер, и я заказываю ему чашку кофе и рюмку
арманьяка. Говорю по-французски, хотя наяву во французском совсем
не силен. Это не первая чашка и не первая рюмка за сегодняшний
вечер.
Кофе скверный, арманьяк хорош.