Сказал бы мне кто дома, что девушки будут дарить мне заколки для
волос — ржал бы, как конь, на котором тут езжу. Но, как говориться,
в каждой избушке свои погремушки, так что я удивленных глаз делать
не стал, а с поклоном принял подарок.
— Благодарю вас, прекрасная Юэлян. Но я бы и без подарка про вас
не смог забыть.
Девушка в ответ так мило смутилось, что у меня внутри что-то
дрогнуло. Очень знакомо дрогнуло. Настолько знакомо, что даже
внутренний голос заорал:
«Але! Хьюстон! Опять, да? Уймись, олень! Это договорной брак,
нефиг западать на каждую цыпочку, которую тебе в рамках
политического союза присылают! Ты же даже не знаешь, дойдет дело до
свадьбы или нет!»
Он был чертовски прав, мой вечный собеседник. Прав и не прав
одновременно.
В общем, спать я отправился с мыслями о китайской принцессе. А с
утра, забравшись на коня, и заняв свое место в голове колонны,
вдруг поймал паническую атаку. Не первую, и надо полагать, не
последнюю, в этом мире.
Я вдруг понял, что еду на войну. Нет, не так! Я веду на войну
десятки тысяч человек. По моему слову они будут сражаться, убивать
и умирать. От моих решений, правильных или нет, будет зависеть,
доживут они до вечера или станут кормом для червей. Цена ошибки
больше не измерялась только одной моей жизнью.
Пытаясь справиться с паникой, я стал себя убеждать в том, что с
моей точки зрения все эти люди уже давно умерли. Много-много
поколений назад. Может быть, блуждая по интернету, я видел
черепушку кого-нибудь из них, выставленную в музее. Неважно — умрут
они или проживут жизнь до старости. Они все равно — история.
Причем, даже не моей версии реальности.
Не помогло. Стоило оглянуться назад, на марширующую колонну,
увидеть эти лица: сонные, отрешенные, возбужденные и радостные, как
становилось кристально ясно — они живые. Такие же, как и я. Они
мыслят, боятся, надеются и, зная чем тут кормят, мучаются животами.
А еще они верят в то, что я не превращу их в пушечное мясо.
Помог мне, как ни странно, Лю Юй. Богатырь ехал по правую руку
и, кажется, дремал в седле. Заметив, как я сжал в руках поводья, он
вдруг открыл глаза и негромко, чтобы услышал только я, спросил.
— Тебе страшно, брат?
— Очень. — неожиданно честно ответил я.
— Мне тоже. — сказал Великий Воин, и снова опустил веки.
Мне тут же захотелось растолкать его и забросать сотней
вопросов. Почему он боится? Как он справляется с этим? Что делать
мне? Страх солдата, наряженного в чешуйчатый доспех — это одно, а
страх Стратега, который ведет тысячи людей на войну — совсем
другое. Цена ошибки…