«Не страшны дурные вести,
Начинаем бег на месте,
В выигрыше даже начинающий.
Красота, среди бегущих
Первых нет и отстающих,
Бег на месте общепримиряющий».
Точно: «общепримиряющий». Даже для ушкуйников.
Разбойнички - квас квасят, язычники - подати платят, монахи -
кадилом машут... Все при деле.
«Утихомирились бури религиозных лон.
Подернулась тиной ростовская мешанина.
И вылезло
из-за спины... Христа
мурло... христианина».
Люди, «предавшись мирным занятиям», не «вооружались на соседи
своя», жили себе спокойно. Однако же, при сём житии мирном,
язычники столь умножились, что потребен стал уже и новый Авраамий с
новым «крещением и освящением». Что и случилось: мирное
сосуществование «разноверцев» поломали. Два «бешеных» сошлись в
одном месте в одно время: «Бешеный Китай» - Андрей Юрьевич
Боголюбский, князь Суздальский, и «Бешеный Федя» - епископ
Ростовский Феодор.
У Боголюбского две болезненных идеи - «торжество православия» и
«торжество правосудия». Феодору - и первой достаточно. Поскольку на
нём «почиёт благодать божья».
Зачем эта «благодать» на Федю спать-почивать забралась - не
знаю. Но он так чувствует. А, значит, всякий его суд - правый.
Едва утвердившись в Залесье, в 1160 г., князь Андрей строит в
Ростове на месте сгоревшего деревянного Успенского собора,
построенного, по преданию, ещё в 991 г. первым ростовским епископом
св. Феодором, новое белокаменное здание. Он же отдаёт старинному
Андреевскому монастырю сельцо Борисовское, которое перешло ему по
наследству в личную собственность от самого первого владетеля -
святого князя Бориса.
Для Боголюбского усиление церкви - не только элемент
государственной политики, но и искреннее движение души. Как он
ухитрился не отдать монахам Москву (Кучково), доставшееся ему в
приданное за первой женой...? - Не успел?
Но не стройка, а «Бешеный Федя» изменил обстановку в
Ростове.
Племянник Смоленского епископа Мануила Кастрата, «наш Федя с
детства был настроен поднять всё православие на щит». И поднял.
Даже, можно сказать, воздвиг. Пример дядюшки, создавшего за
четверть века мощную смоленскую епархию, вдохновлял, воодушевлял и
подстёгивал. Недостаток ума, мудрости, осторожности искупался
энергией, активностью, отмороженностью.
Страсть его к боголепию нашла применение в 1157 году. Сразу
после смерти Долгорукого Смоленские князья протянули свои ручки к
Залесью. «Ручки» - в рукавах церковной рясы.