– Ради всего святого, Монтрезор! – орал эльф из шкафа, сотрясая
его ударами и хохоча. – Ради всего святого!..
И все смеялись.
Далеко за полночь, когда соседи уже отчаялись призвать
разгулявшееся сборище к порядку (жандармы на вызов не явились –
весь столичный гарнизон в эту ночь был занят куда более серьёзными
делами, готовясь к предстоящему митингу железнодорожных рабочих:
впрочем, и в обычное время жандармы на такие вызовы не спешили,
логично предполагая, что допьют и успокоятся), веселье наконец
улеглось. Разморенные подельники расселись на продавленном диване –
Рене уселся на пол, привалившись к подлокотнику. Дым папирос
клубами плыл в лунном свете, падающем сквозь слуховое окно. Тайво
задумчиво перебирал струны гитары, а остальные подпевали. То была
старая, печальная и красивая песня керкинитидских военных моряков,
переложенная на халлисийский:
Adieu, ville bien-aimée,
Demain partons à la mer!
Et tôt à l'aube
Derrière la poupe
Le mouchoir bleu nous agite!
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море!
И ранней порой
Мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой!
08.04.1893г. от
В.
<За 38 дней до…>
Хозяин пивной «Старый Кот», что на
углу Сенной и Садовой улиц, нервничал и волновался. И было из-за
чего! Обычно многолюдный людской поток, исправно меняющий деньги на
выпивку и скудную закуску, сегодня был изумительно тощ. С утра
забежали несколько кочегаров, наскоро выхлебали по бутылке
«женевы», и всё!
Толстый Пьер мерил шагами пустой зал,
огрызаясь на неповинную, но весьма раздражающую прислугу, и ждал
добрых вестей. Внутренне готовый на любые.
Ни к чему хорошему не приведут все
эти политические забавы и развлечения!
Судя по тому, о чём последние пару
дней шептались, обсуждали и во всю глотку орали за столами,
железнодорожники собрались проводить какой-то митинг. Вручить
требования, так сказать, обсудить некоторые трения, возникшие между
руководством и рабочими… Планировалось на сегодняшнее утро. И
сколько тот митинг тянется-то уже?!
Пьер страдал в неведении – а перед
глазами щёлкал крутящимися колёсиками арифмометр, отсчитывая
упущенную за сегодня прибыль. Халл к халлу, десятка к десятке,
сотня к сотне… Ужас! Разорение! Нищета!
А если там случилось что? И митинг
перешел в бунт? А вдруг карательная облава теперь планируется, а
ему и не сказали, забыв?! Несколько раз мимо окон «Кота» под стук
копыт по брусчатке стремительными тенями проносились жандармы, и
тогда Пьера передёргивало от ужаса – но ажаны не спешивались,
внутрь не заглядывали. Добавляя лишнего беспокойства: а вдруг они
прямо сейчас концентрируют силы, накапливают резервы, чтобы потом –
раз, и перевернуть всё вверх дном, разнесся кабак по кирпичику! А
что? Раз тут бунтовщики собирались, значит, тут их штаб. А Толстый
Пьер, стало быть – вождь и вдохновитель. Законспирированный.