Охранник судорожно дёрнулся, засучил ногами – и быстро обмяк,
вновь провалившись в сон. Но, сволочь такая, успел двинуть коленом
по столешнице снизу, так, что стакан сорвался с края стола и
дзынькнул о пол. Тотчас второй охранник взметнулся со стула,
хватаясь за пистолет…
Зузан оказался быстрее. Коротко замахнувшись, он двинул сторожа
кулаком в висок. Хрустнуло, охранник дёрнулся всем телом и рухнул
на пол, повалив по пути стул.
Бомба медленно опустил руку: на пальцах маслянисто блеснул
зубцами кастет. Зяма с удивлённым уважением покачал головой.
– Да-а, – протянул он, уже в полный голос. – А ещё меня
подозревал, что я убивец!
– Отвали, – бросил Зузан. Его пробрало дрожью; он отвернулся,
чтобы не видеть скорчившегося на полу в пятне света тела, лица с
нелепо разинутым ртом и глазами навыкате, из которых уходила
жизнь.
Вуглускр тронул подрывника за плечо.
– Всё в порядке, – негромко, спокойно сказал он. – Сработал
отлично.
– Эй, хорош диспуты вести! – сунул голову в двери Пианист. –
Пошли!
– Мы уже закончили, господин майор, – сообщил Зяма. – У моего
коллеги прямо-таки головоломные методы доказательства правоты!
Зузан мрачно промолчал, мысленно придя к выводу, что Тайво,
походу, ещё не самая большая язва в их компании.
У двери чёрного хода все сгрудились вокруг Вуглускра, который,
высунув от усердия язык, копался в замочной скважине тонкими
стерженьками отмычек. Сад был очищен от охраны, но Дофин все равно
напряжённо оглядывался, переминаясь на месте и держа наперевес
дробовик.
– Ты дуршлаг не забыл? – поинтересовался Тайво.
– А? Зачем дуршлаг?
– К стволу прикрутить. Вместо прицела! – ухмыльнулся
поручик.
– Тьфу, блядь, дебил! – в сердцах сплюнул Рене.
– Готово! – шёпотом доложил Вуглускр. Дверь приоткрылась,
обнажив тьму коридора. Пианист глубоко вдохнул, подняв револьвер с
накрученным на ствол глушителем. Оружие тоже было из закромов
щедрого Зямы – с барабаном, надвигающимся на ствол во избежанье
прорыва пороховых газов при выстреле. Непривычно, зато для скрытных
операций самое то.
– Вперёд. Зяма, на стрёме.
Оказавшись в тёмном коридоре первого этажа, где вдоль стен
темнели шкафы, а слева уходила вверх лестница, Пианист прикрыл
глаза, стараясь приспособиться к темноте… Но тут же сквозь веки
пробился свет. На стенах вспыхнули, разгораясь, газовые рожки в
плафонах, осветив коридор.