А спокойствие восточных провинций Княжества объяснялось тем, что
по их землям пролегала трансконтинентальная железная дорога,
ведущая через Босфор в Урхан-Эрем. Та самая, по которой проходил
маршрут «Эмеральд-Экспресса». Транспортная артерия Княжества,
разбойничать вблизи которой считалось неписаным запретом.
И вот теперь этот запрет должен нарушиться.
– Буду откровенен, – сказал человек. – Наша революционная
организация заинтересована в союзниках… хм, вашего профиля. И в
любой народной борьбе тоже. Только в пламени войны выковывается
светлое будущее…
– А-А-ААА! – прервал его отчаянный вопль из-за бугра. Костёр, у
которого беседовали человек и орк, горел в низине у подножия холма;
а за холмами рдело зарево лагеря. Оттуда долетал гомон разбойничьих
голосов, хохот и конское фырканье, да время от времени отголоски
нескладной, зато громкой и душевной гайдучьей песни. А ещё – время
от времени орал пленный, пойманный сегодня в степи и принявший
невольное участие в орочьей национальной культурной забаве.
– Слова, слова, – проворчал орк. – Много слов, и всэ ни а чом!
Вы, рэвалюцанэры, всё любыте красывые слова гаварыт'; я прэдпачитаю
дело дэлат'. Ты хочеш', чтобы мы савэршили для вас налёт на поезд.
Маи парни спросят меня, зачэм им лэзт' пад пули? Что я им
скажу?
– «Эмеральд-Экспресс» для нас – символ, – твёрдо ответил
революционный агент. – Символ несправедливости общества и жирования
богатеев в то время, когда трудовой народ бедствует по воле
капиталистов, вкалывая в шахтах, на заводах и плантациях во имя
троекратной прибыли хозяина. Если мы нанесём удар по этому символу,
то…
Человеку трудно понять мимику орков; но даже в отблесках костра
революционер разглядел, как на распаханной крест-накрест шрамами
роже Гжегоша проступила ироничная гримаса. Поэтому он прервался на
полуслове и с обескураживающей улыбкой развёл руками:
– Деньги, – сказал он.
– Вот это ужэ бол'ше похож на правду, – хмыкнул Гжегош. –
Скол'ко будет наш доля?
– Семнадцать процентов от груза.
Это был рискованный момент. Назови революционер слишком малую
сумму, и орк счёл бы это оскорблением своей чести. Слишком большую
– понял бы, что его вместе с отрядом рассматривают лишь как
пушечное мясо, обречённое на заклание; иначе, зачем обещать такие
деньги?
Если говорить начистоту, так и должно было быть. Доля орков в
грядущем плане не учитывалась вообще: задачей зеленошкурых было
подставиться под пули и сыграть роль отвлекающего манёвра. В свою
очередь, орки, взяв богатую добычу, с вероятностью в сто процентов
не собирались делиться с нанимателями. И обе стороны прекрасно
понимали, что на уме у оппонента. Я знаю, что ты знаешь, что я
знаю…