Нет, сложно быть
пассажиром. Сплошная гонка со временем и постоянные нервы! Мало
какой вояж окупит подготовку к нему…
То ли дело работа кочегара! Никаких долгих сборов, никаких тревог,
и ничего не нужно, кроме спецовки и лопаты. Загрёб лопатой угля,
метнул в топку, снова загрёб, снова, снова… Через полчаса-час
выгреб раскалённый шлак, и снова пошёл метать блестящий антрацит в
бушующий огонь. И всё! Ни забот, ни волнений!
Одно плохо, этот
цикл повторяется бесчисленное количество раз. И никого не волнует,
устал ты, болят ли руки, кружится ли голова… Паровоз должен лететь
вперёд! И никак иначе.
У помощника
кочегара работа ещё проще: вот лопата, вот бункер с углём. Твоя
задача – этот самый уголь перекидывать к топке. Бери больше, кидай
дальше, отдыхай пока летит. Одно плохо, работа не для хилых телом.
Не надорвёшь спину, так посадишь лёгкие угольной пылью: антракоз –
чума кочегаров и угольщиков, от которой не спасает даже хвалёная
эльфийская медицина. И ведь не каждая железнодорожная компания
раскошелится на дыхательные маски для своих верных тружеников. Да и
в маске, как ни крути, а дышится еще тяжелее.
У машиниста же,
вообще не работа, а сплошной отдых! Следи себе за показаниями
циферблатов, дёргай за рычаги да подавай в свисток раскалённый пар.
Наградой тебе – ощущение собственного могущества, ведь это твоей
волей мчат сквозь простор по рельсам тысячи тонн металла, пышет
жаром чугунное сердце, победным кличем поёт свисток! Недаром для
большинства мальчишек машинист – работа мечты: за такое можно
самому доплачивать!
Одно плохо:
циферблатов тех добрых два десятка, а рычагов и того поболе.
Прозеваешь момент, когда на очередной шкале стрелка зайдёт на
красное, потянешь не за ту рукоять не в то время – и привет! Всем,
идущим учиться на железнодорожников, на первых же занятиях в
назидание показывают учебные синема про аварии. Очень
отрезвляет.
Даже чёрно-белые,
зернистые кадры передают весь кошмар железнодорожной катастрофы.
Расползаются клубы дыма и пара, открывая кошмарную картину. Паровоз
лежит на насыпи колёсами кверху, дёргая сцепными дышлами, словно
гигантское насекомое ногами в последних судорогах. Из взорвавшегося
котла во все стороны торчат медными макаронинами жаровые трубки,
как кишки из вспоротого брюха.
Рядом такими же
жуками-гусеницами, обездвиженными иглой ловкого энтомолога,
валяются вагоны. Возле них – люди, как игрушки, выпавшие из коробок
на ковёр гравия, песка и прочей отсыпки. Кто ещё дышит, кто-то уже
нет. Самые целые встают и нетвёрдо бредут куда-то, другие
мучительно ворочаются и ползут на локтях. А кто-то просто кричит,
глядя на окровавленные кости, торчащие сквозь дорогие брюки
(везунчик, а ведь мог остаться и без брюк, и без самих ног:
оторвало бы целиком). И вокруг погибших – саквояжи, фляжки, варёные
курицы…