– А лучше сразу в проститутки, как рекомендовал наш общий
знакомый! Тебя, если намазать всякими штукатурками, можно принять
за мадам. Губки полные, рабочие…
– А тебя, – задохнулся от возмущения Дофин, – а тебя… Ой, да иди
ты нахер, короче говоря!
– Слова не отрока, но мужа! – подытожил коварный Пианист. – То
есть, конечно, не мужа…
От получения бокалом в лоб Раймунда спасло появление Женевьевы и
Бомбы.
– Как сходили? – плюхнулась девушка рядом с Пианистом.
– Ожидаемо, – уклончиво ответил тот.
– Собак не спускали? В зад пинком с крыльца не скидывали? -
нахмурилась Женевьева, осматривая Рене и Раймунда в поисках следов
побоев.
– Неа, мы сами ушли.
– Ну, тогда ладно, хотя и скучно! И что вы тут нарешали, кстати?
– кивнула она на выстроившиеся пустые бокалы. – Смотрю, размышления
в самом разгаре.
– Мы втроём первым утренним поездом едем в Бретань. Ты, как
открывается телеграф, отбиваешь сообщение Вуглускру, текст я
напишу, а потом с Королём на пару решаешь вопрос с техникой.
– С техникой? – вскинула брови девушка.
– Намного проще выломать сейф из стены, чем выпытывать из герра
Канальгеруха пароль. Выйдет куда быстрее и тише.
*****
За спиной у Рене Шуана по прозвищу Дофин – вода.
И перед лицом вода. И сверху, и под ногами – везде. Окружила со
всех сторон, сжимает, давит. Холодная, серая. Плывут сквозь водную
толщу в круговороте доски разбитой обшивки, колышущиеся снасти,
мёртвые люди. И нет сил вырваться, руками взмахнуть. И тянет всё
глубже, туда, откуда нет возврата…
А потом вдруг из глубин поднимается тьма, подхватывает будущего
мертвеца и возносит наверх. У тьмы чёрная кожа в ракушках, острые
зубы, пенный фонтан. И глаз огромный, печальный. Человечий.
И выносит человека из бездны – в другую тьму. Где вволю дыхания,
ветер над волнами и ночь. Режет мрак полосой далёкий луч маяка, и
звучит в ночи трубный глас сирены. Как песнь кита.
06.04.1893г. от В.
< За 40 дней до…>
– Станция Плювинье! – объявил кондуктор. Поезд проскрежетал
тормозами и остановился; за окном была безлюдная платформа,
окруженная кустами дрока. На миг окна затянуло клубами чёрного
дыма, снесённого ветром из паровозной трубы. Прозвучал удар
колокола. – Стоянка десять минут!
– На выход, – Рене поднялся с вытертой тысячами задниц
деревянной скамьи и подхватил заплечный мешок. Вслед за китобоем
вышли в проход Пианист и Зузан.