- Этих двоих в обоз под караул, - стараюсь говорить как можно
убедительнее. - Возьмем Яицкий городок, тогда может их и
отпустим.
Стоит гробовая тишина.
Я слегка скосил глаза.
Вижу, как Зарубин качает головой из стороны в сторону.
Подсказывает мне, что решение не верное. А иди-ка ты, атаман со
своими казаками, полем вдоль леса да с песней о комсомоле.
Повернулся налево, повернулся направо. Хотел развернуться и
уйти. Но никто из «ближников» даже не шелохнулся. Никто не
посчитали нужным дать мне пройти.
Ну не буду же я ними толкаться? Ладно, постою. Я не гордый, но
злой и память у меня хорошая. Так что придет время – сочтемся,
казачки.
Зарубин бесстрастно понаблюдал, как я топчусь зажатый казаками,
и уставился мне в глаза. Ну что, поиграем в гляделки? Понял, что я
не собираюсь ничего менять и, усмехнувшись (типа, ну чего ты
уперся?), громко выкрикнул:
- А ну разойдись народ. Этих двоих в обоз. Приковать и чтобы
глаз с них не спускали. Если сбегут - высеку виновных до
смерти.
На следующий день, едва встали на привал, вновь притащили обоих
парней ко мне. Вновь собралась вокруг меня толпа неуправляемых
казаков. Адъютант мой Еким Давилин с казаком по фамилии Дубовый
стали давить на меня.
- Надежа-государь, прикажи этих злодеев повесить. Отец вот его –
указали на Шкваркина, - нам делал великие обиды. Да и сам он, даром
что молод, но так же, как и отец, нас смертельно обижал.
Толпа разразилась криками в поддержку обвинителей. А я
лихорадочно искал хоть какую-то лазейку, чтобы вырвать этих парней
у толпы жаждущей крови.
А тут еще словно пелена спала у меня с глаз.
Понял я, что казаки и в прошлый раз и сейчас восстали, чтобы
отомстить за обиду, которую им причинили. За то, что лишили их
возможности выбирать себе старшин. Причем винили они в этом не
правительство, а самих же старшин и казаков, которые с этим
согласились. Вроде как, те оказались предателями казачьей
вольности.
Ни о какой сознательности или о далеко идущих планах здесь и
речи быть не могло. Даже диссидент Филарет со своими староверами,
был более революционером, чем эти казаки.
И вот сейчас толпа галдела и жаждала мести. И я, как бы это
странно не звучало, понимал ее. У меня у самого был крестьянин
Филиппов, которого я зарекся убить жестоко за то, что он дважды
едва не погубил меня.