- Страшно так… - передернула плечами Лена. – Прямо жутко! Я
закричала, а потом замерцало что-то перед глазами – и я увидела
себя, пищавшую от испуга. А потом и я, и Наташка, и капсула – всё
осыпалось пыльцой…
Медленно переваривая трудно представимую информацию,
выговорил:
- И в кого же… переселюсь я?
- В себя! – быстро сказала Лена. – В юного, смазливого
мальчишечку – Мишу Гарина. Тем летом тебе сколько было?
Шестнадцать?
- Почти, - растерянно проговорил я. – У меня день рождения –
тридцатого сентября…
Надвигалось что-то неумолимое и грозное, разом пугающее и
влекущее. Среди моих многочисленных мечтаний всегда выделялись два.
Я очень-преочень, как внучка говаривала, хотел исправить допущенные
мною огрехи, стыдные, срамные, вспоминая о которых, морщишься даже
десятилетия спустя. Вернуться в прошлое – и проделать «работу над
ошибками»!
И жило во мне еще одно чаяние, с каждым годом все более сильное
- как-то повлиять на историю, как угодно, лишь бы вытянуть страну
из либерального, мещанского, жвачного болота, вывернуть с обочины
обратно на «путь к коммунизму».
И тут приходят две девчонки, и говорят: а давай, спасем СССР!
Давай, не будем доводить до «застоя»! Не допустим, чтобы
лилипуты-демократишки, все эти горбачевы-ельцины-собчаки-гайдары,
запутали великана – советский народ!
И вот, по Ленкиному велению, по Наташкиному хотению…
Исполнятся оба моих желания.
Казалось бы, радоваться впору, вопить «ура» и скакать, как
майданутый, но нет – страх стреноживает. Это ж какую махину надо
развернуть…
- И когда мне… туда? – выдавил я.
- Сегодня, - сказала Лена стеклянным голосом, и посмотрела на
часы, тикающие на стене. – Наташка уже послала вызов… Помнишь, она
позавчера с буком вышла? Вот тогда. Ровно через четыре часа
материализуется капсула из Института Времени. Ты займешь в ней
место – и окажешься в августе 74-го. Двадцать девятое число.
Помнишь?
- Да, - киваю я замедленно. – Я тогда вернулся с ударной
комсомольской – боец стройотряда «Вымпел». В нем когда-то папа
вкалывал… Это случится прямо на улице?
- Нет-нет! – заспешила Рожкова. - Уже в подъезде твоего дома, на
лестничной площадке. Сосчитаешь до четырех, и… И всё…
Голос у Лены стал повыше, и она заплакала.
- Не плачь, – всполошился я. – Ты чего, Леночка?
- Я не хочу, чтобы ты уходил! – с надрывом сказала Рожкова. - Не
хочу! Я хочу быть с тобой!