Эрвин умолк, ожидая ответа.
Тогда лорд Десмонд склонил набок свою
бычью голову и медленно, размеренно произнес:
— Дай-ка уточню, правильно ли тебя
понял. Ты предлагаешь продать императору то, что и так принадлежит
ему, да еще и выжать оплату побольше?
— Что?.. Отец, я не…
Герцог опустил руку на стол, Эрвин
вздрогнул от стука и замолк.
— Милорд. Зови меня — милорд. Наша
верность, наши мечи, наша поддержка уже принадлежит императору по
закону крови — нашей крови и его. Я не поверил ушам, когда ты
сказал, что намерен продать владыке мечи нашего войска!
— Милорд, но владыка благосклонно
отнесся к моему предложению!
А вот этого говорить не стоило. Надо
было почувствовать пропасть впереди и свернуть, но Эрвин слишком
увлекся своим будущим триумфом.
— Отнесся благосклонно?.. — прорычал
герцог. — Ты хочешь сказать, что уже изложил свой вздорный,
омерзительный план самому императору?!
— Милорд, я говорил с ним на уровне
намеков, только прощупывал…
— Но ты дал понять, что продаешь нашу
поддержку за деньги! И не только нашу, а заодно и еще четверых
подобных тебе интриганов! Как ты это назвал? — Герцог с отвращением
выплюнул последние слова: — Твоя коалиция?!
— Простите, милорд, боюсь, что вы
неправильно…
— Ты, вассал, потребовал со своего
сюзерена платы за верность! Владыка Адриан родился нашим сюзереном,
а мы — его вассалами, о чем ты, вероятно, позабыл. На случай такой
вот забывчивости каждый лорд Великого Дома приносит императору
личную клятву верности. Ты также принес ее и обязан помнить.
Эрвин опустил взгляд.
— Повтори клятву! — рявкнул
герцог.
— Я буду честен перед своим
господином и верен ему… Я буду служить его щитом и мечом, пока моя
смерть или воля господина не освободит меня…
С усилием Эрвин выдавил присягу —
слово за словом. Отец встал и прошествовал к бойнице. Он слушал
сына, стоя к нему спиной, и не повернулся, когда Эрвин окончил.
Герцог тихо выговорил, роняя слова в бойницу, так, что сын еле
расслышал их:
— Мятеж карается, согласно Юлианову
закону, сожжением, либо смертью от щелока, либо четвертованием.
Дворянам дается право выбора. Призыв к мятежу — тридцать длинных
плетей для простолюдина и лишение титула для первородного. Хоть
это, надеюсь, ты крепко запомнишь.
Эрвин был оглушен и раздавлен. Он не
мог ни понять, ни поверить. Как вышло так, что он, выпускник
Имперского Университета, обожающий столичную жизнь и дворцовые
балы, он, один из редких дворян, кто понимает странные шутки
владыки, он, Эрвин, всей душою ненавидящий Первую Зиму с ее
чванливой жестокостью и плохо прикрытой нищетой… Тьма ледяная, кто
же мог решить, что он, Эрвин, строит заговор ПРОТИВ столицы и В
ПОЛЬЗУ Первой Зимы?! В чьей больной голове созрела такая мысль?