Я не обольщался – в этот момент она испытывала не доверие, а
простое безразличие. Ей было все равно, куда идти, с кем идти…
Какая разница, если и днем, и ночью, вчера и завтра одно и то же –
тьма? И никогда ей не нащупать выход на волю, к солнцу и свету –
полная безысходность. Конец мечтам, тупик желаний.
Девушка молчала, понурившись. Легчайшие дуновения перебирали ее
пушистые волосы.
- Тебе не холодно без шапки? – спросил я, лишь бы задать вопрос,
расколотив сотрясением воздуха тоненькую стеночку
отчужденности.
- Нет, сегодня тепло, - мотнула спутница головой. Помолчала
неуверенно, словно не решаясь на откровенность, и все-таки сказала:
- Это из-за нее… всё. Из-за шапки. Я никак не могла ее найти,
расплакалась, психанула… Зеркало, кажется, разбила… И ушла. И… И
вот…
- Давно это у тебя? – осторожно поинтересовался я.
- Полгода, - бесцветным голосом проговорила девушка. –
Менингитом переболела и…
- Осложнение?
- Угу… Атрофия зрительного нерва.
- Ну, тогда не страшно, - вырвалось у меня.
- Не страшно?! – со зловещим присвистом выдохнула девушка,
вырывая руку. – Страшно! Страшнее всего! Я ничего не вижу! Ничего!
Ты спас мне жизнь, да? А я тебе даже «спасибо» не сказала! А за
что? Зачем мне такая… недожизнь? Я же ничего не могу! Ни-че-го!
Весь мой мир – это запертая комната, где вечный мрак! Я брожу по
ней, спотыкаюсь, шарю руками… и так будет всегда, пока не сдохну!
Господи, да я даже отравиться не могу – не вижу, какие беру
таблетки, аспирин там или снотворное! Жизнь – это не про меня, она
вокруг, а я отдельно – в этом дурацком пальто, в этом теле –
корчусь! Мука это – не видеть! Мука страшная!
Она не кричала в голос, а выговаривала быстрым, вздрагивающим
шепотом, кривя губы и всхлипывая. Я резко обнял ее и прижал к
себе.
- Прости, пожалуйста! Это я сдуру, сболтнул, как… Послушай меня
– я могу тебе помочь! Потому и сказал, что не страшно. С атрофией я
справлюсь. Честное комсомольское!
Дивчина не запрыгала от счастья, а неожиданно успокоилась, лишь
горькая улыбка на ее пухлых губах напоминала о только что пережитом
отчаянии.
- Пошли, - безрадостно сказала она, вновь протягивая мне руку. -
Мы уже перешли улицу Революции?
- Да, мы около книжного.
- Угу… - слепая девушка чуть поворачивала голову, чтобы лучше
слышать. - Месяц назад… Ну, может, раньше или позже – я же не слежу
за временем. Ночь я узнаю по тишине за окнами. В общем… Нашла я
бабушкину икону, бухнулась на коленки и стала молиться. Как
крестятся, не знаю, я и так пробовала, и так… «Господи, - шепчу, -
верни мне зрение! Пожалуйста! Умоляю! Лучше пусть я безногая буду,
но смогу видеть! Или пусть у меня все болит, да так, что криком
кричу, но вижу!» Долго молилась, да все без толку…