Кроме того, создавалось впечатление,
что недостающая часть койки не отпилена и не отломана, а как бы
отъедена, ну, скажем, личинкой насекомого — на эту мысль Василия
натолкнули желобки и ямки, какие остаются обычно в бревнах после
жучка-древоточца. Точно такая же резьба по металлу обнаружилась и
на одной из уцелевших ножек. Иными словами, койку пробовали глодать
и с этой стороны...
— Ни фи-га себе!.. — сказал Ромка в
соседней комнате, и Василий встревоженно поднял голову. Судя по
тону высказывания, ничего страшного за стеной найдено не было, но
лучше бы, конечно, по комнатам не разбредаться.
— Ну что там ещё? — недовольно
спросил Василий.
Ромка появился в проёме, и в руках у
него была... Василий моргнул и поднялся. Книга. Серый увесистый
томик с золотым тиснением.
— Вот... — растерянно пояснил Ромка.
— Валялась...
Василий взял книгу и тупо уставился
на обложку. Лев Толстой. «Анна Каренина». Осмотрев и ощупав
переплёт, невольно покосился на вывихнутую койку. Та же история...
Такое ощущение, что томик выпустили с чудовищным браком: крышка —
пропеллером, корешок — вогнутый, даже толщина вверху и внизу —
разная.
— Внутри... — почему-то шёпотом
подсказал Ромка.
Василий раскрыл томик на середине и
вновь моргнул. Сначала показалось: что-то со зрением. Внезапная
близорукость или что-нибудь ещё в этом роде. Ни одной строчки
прочесть было невозможно — буквы расплывались, как на промокашке,
крохотными серыми пятнышками. В состоянии, близком к панике,
Василий полез в начало книги. На первой странице значилось: «Глава
1. Все счастливые семьи счастливы одинаково. Все несчастные семьи
несчастны по-разному. Всё смешалось в доме Облонских. Стива
проснулся...» Далее буквы теряли очертания, и строки шли
бессмысленными полосками до конца страницы.
Василий принялся лихорадочно листать.
Бумага была рыхлая и толстая, как блин, — увесистый томик состоял
из каких-нибудь полусотни страниц. И на каждой — одно и то же...
Лишь однажды серые пятнышки обрели очертания и сложились в ясную,
вполне определённую фразу: «У Вронского была красная шея...»
— Ты что-нибудь понимаешь? — в
недоумении спросил Василий — и вдруг умолк.
«Туп... туп... туп...» — негромко, но
явственно отдавалось по гулким тёмным комнатам. Кто-то опять шёл
босиком — только походка на этот раз была другая: нетвёрдая, вроде
бы даже пьяная.