«Минотавр» выцепил из кармана серебристую плашку телефона, и
пронес его над самой моей головой.
- Алё? Да, Ленусик. Что? М-м-м… Ну, да! Спасибо, Ленусик… Ох, я
и забыл совсем! – подхватился Брут, пряча девайс. – Мне же в
Москву, по делам… По важным! Вот и всё. Так что… без меня!
Раскланиваясь на ходу, он пальнул дверью, а Вартанян, будто
отстреливаясь, звонко шлепнул себя по залысому лбу.
- Чуть не забыл! Тебе же тоже туда же, Антоша!
- Куда же же ж? – воздвиг я брови домиком, чувствуя, как
унимается трясца.
- В Москву! Там какой-то конгресс по районным изданиям
намечается, впритык к «каникулам», а проживание за счет принимающей
стороны. Понял, в чем изюминка? Короче, закончим с газетой, и
свободен! Билеты, командировочные – всё у главбуха. Только извини,
- Армен Суренович развел руками, - на самолет у нас денег нема,
поедешь в плацкартном!
- Да ладно, - великодушно сказал я, унимая радость, - уж
как-нибудь.
- Учти, - хихикнул Сандро, - Новый год будешь в поезде
справлять!
- Было бы с кем, - мудро отреагировал я, - а где – это
вторично.
В коридоре бухнуло. Фима в ковидной маске юркнул в редакцию так
быстро, что дверь выстрелила ему в спину.
- «Хванчкары» не было, купил «Киндзмараули», - протараторил он,
замедляя темп. – А… где?
- Это вторично, «долгий парень»! – весело крикнул ответсек. –
Наливай!
…Крашенная белым дверь палаты дрогнула, словно эхо воспоминания,
и повариха гулко мяукнула на всё хирургическое отделение:
- Обе-ед!
Снулые и вялые пациенты сразу оживились, зашебуршились. Пища в
скучном больничном бытии – единственное развлечение. Пока я тащился
в столовку, памятное осыпалось с меня, как рыжая хвоя с позабытой
новогодней елки.
- Па-аберегись! – налетел веселый голос с хрипотцей.
Ловко переставляя костыли, меня обогнал тощий и жилистый Василь
из соседней палаты, держа на весу «костяную ногу» в гипсе, как в
белом валенке. Вокруг Василя расходился запах курева.
- Вот утроба ненасытная… - проворчал вечно сумрачный Захар,
тяжело опираясь на бамбуковую трость. От него попахивало
валидолом.
Сам я ни с кем не знакомился, таился, как нелегал в тылу
вероятного противника. Просто слыхал, как переговаривались ломаные
и битые больные.
Из распахнутых дверей столовой тянуло парком, накатывали запахи
и гомон оживленных голосов – шуточки, смешки, подначки шли
фоном.