Обойдя фырчавшие наперебой пригородные автобусы, я свернул на
улицу Грекова, и тут в глубинах моего естества заструились
тошнотворные токи, баламутя сознание.
Неподалеку кучковались аборигены - четверо или пятеро гавриков
уголовной наружности. Скучные, нахохленные, в негреющих, но модных
«алясках», они смолили сигаретки, постоянно сплевывая и вяло
переговариваясь.
Обратно не повернешь – сразу потеря лица. Приняв безразличный
вид, я ускорил шаг, спеша пройти по касательной – и будто
споткнулся, узнав их всех. Лакуна заполнилась.
В мою память хлынули сразу сотни сигналов, будто рикошеты
взглядов, брошенных окрест – вздыбленные высотки и распластанные
магазины, чахлый скверик напротив детсада, гаражные боксы в
линейку… Та самая «локация», куда меня выбросило за четверть часа
до боя курантов!
Мелькнуло сожаленье – ну зачем я сюда поперся! – и исчезло, как
не бывало. Я замер, с трудом сглотнув. Раздобревшее малодушие во
мне сцепилось с увядшей честью – нельзя, ну, нельзя было уйти, не
получив хотя бы видимость сатисфакции! Иначе придется признать, что
я полное дерьмо.
Страх толкал прочь, и меня даже покачивало, как поплавок, но
тоскливая обреченность приковывала, словно грузило. Аборигены
клюнули…
Великолепная пятерка запереглядывалась, побросала окурки и
обступила меня. Кто-то вяло бросил:
- Чё за лох?
- Приблудный! – радостно осклабился самый мелкий и юркий,
взблескивая коронкой.
А меня передернуло от ярости. Сдерживая лютый позыв, я шевельнул
как будто онемевшими губами:
- Это вы меня… Под Новый год…
- В натуре! – хихикнул мелкий, слюною цвиркнув под ноги. –
Варан! – крикнул он, выворачивая тощую немытую шею. – Тот самый
мазилка! Прикинь?
Первый раз в жизни я ударил человека по лицу. Проще говоря, дал
в морду. Целился в подбородок, попал фиксатому куда-то в край
челюсти. Мелочь отнесло, но она тут же бросилась в бой, вопя
срывающимся голосом:
- Ты чё, рогомёт тряпошный?!
Двое «корефанов» вступились за мелкого, на меня посыпались удары
и маты, а я вертелся, прикрывался, давал сдачи - неумело, но зло,
впадая во все большее неистовство и доходя до исступленной, дикой,
звериной услады!
А раньше и не догадывался даже, что от драки происходит не
только боль и страх, но и утеха, пускай и близкая к изврату. Весьма
недаром «сатисфакция» в переводе – «удовлетворение».