- Ваня в своем репертуаре! Антоша, Адочка, не обращайте внимания
на этого престарелого сатира!
Скульптор кис от смеха и вяло отмахивался.
- А мы с ним похожи, - низковатым голосом вывела инфернальная
особа, закуривая длинную и тонкую сигаретку «Пэлл-Мэлл». – Оба
бесимся, не желая признавать очевидное. Врем себе, будто лето
продолжается, хотя уже и дожди прошли, и листва долой… Снег скоро,
- ее лицо искривилось на миг, выдавая морщинки. – Старость…
Мерзость…
- Ах, Адочка… - затряс головой хозяин квартиры. – Сам такой!
Всё, знаете, подсчитываю, сколько еще протяну. Десять лет? А вдруг
и двадцать не предел? Доживают же люди!
- Какое гнусное слово – дожитие… - Ада нервно втянула дым и
резко выдохнула его.
- Закрыли тему! – решительно заявила Лида, появляясь с подносом
в руках. – Кыш, негатив!
Она выкладывала на стол нарезку, хлебцы, еще что-то, такое же
немудреное, а я пристально вглядывался в черты милого лица, в
дразнящие изгибы фигуры, пытаясь понять – и принять.
Изящное платье до середины бедра молодило Лиду еще больше - она
походила на старшеклассницу-выпускницу. И блеском глаз, и
гладкостью щек, и узостью талии. Девушка двигалась точно и
стремительно. Взмах руки – поворот головы – улыбка – взгляд – шаг –
наклон… И всё сливалось в очень естественный быстрый танец,
завораживавший неслышным напевом.
- А Эдика когда ждать? – осведомился Кербель, неуклюже пытаясь
помочь. – Я его с самой свадьбы не видел, год уже, или больше…
- И не увидишь! – сообщила Лида с коротким смешком. – Ты был
прав, дед, мы с ним не пара.
- Разве? – промямлил старый художник. – Я, вроде, ничего такого
не говорил…
- Ну, значит, думал! – отмахнулась девушка. - Слишком разные мы.
Мне хочется к морю, в горы, да просто прогуляться, с друзьями
посидеть, а Эдька с дивана бы не слезал! Придет на работу – плюх в
кресло. Возвращается домой – плюх на диван! И за газету – нырь! Всё
в своей «реал политик» ковыряется. Дед! – она мимолетно прижалась к
Кербелю. – Ты только не переживай, ладно? Детей у нас, слава богу,
нет, а любви и не было. Вон, я еще когда Адочке говорила, что не
замуж хочу, а за границу! Всё, хватит с меня, насмотрелась на
загнивающий империализм… Так, дед, наливай!
Малость подвисший Юрий Михайлович засуетился, выставляя на стол
бутылки с яркими и блёклыми наклейками.