- … но дело, конечно, совсем в
другом. – продолжала Камилла, не замечая (или делая вид, что не
замечает?) как вытянулась физиономия супруга. – Пока Гибралтар,
Сингапур и подобные им приморские твердыни сидят, как пробки в
бутылках, в самых важных для мировой торговли узостях – англичане
могут чувствовать себя вполне уверенно. Что до броненосцев… - она
мило улыбнулась и сделала ещё глоточек кофе, - то они могут
наклепать сколько угодно, верфей и заводов в Англии достаточно, да
и мастеровые пока не все взяты во флот матросами. Впрочем… -
Камилла сложила газету, - я уверена, что твои бывшие начальники
хорошо это понимают.
Барон медленно
кивнул.
- Ладно, что это мы о политике,
да о политике? – она улыбнулась мужу и, шурша накрахмаленными
юбками, поднялась со стула. - Я буду ждать в каюте милый Шарль. Как
только закончишь свои скучные дела – приходи. Надеюсь… - на этот
раз улыбка была откровенно вызывающей, - …надеюсь, мы до ужина
найдём занятие поувлекательнее.
И выпорхнула за дверь, оставив
лёгкий аромат корицы и жасмина.
Барон проводил жену взглядом,
помотал головой, отгоняя соблазнительное видение того, что ждёт его
в каюте, и подошёл к стоящему в углу салона бюро на гнутых ножках.
Ключиком, привешенным к часовой цепочке, отпер ящик. Вытащил
конверт из толстой тёмно-коричневый бумаги, извлёк из него листок –
и нахмурился. В верхнем правом углу, на синеватой веленевой бумаге,
красовался лиловый штамп Морского министерства Российской
Империи.
«Привет и долгие годы жизни
тебе, Гревочка, друг любезный! Вроде, и двух месяцев не прошло с
нашей прошлой встречи – а сколь много в них уместилось! Для начала,
прошу извинить меня за то, что не смог присутствовать на твоём
бракосочетании; назначение моё в Триест, в нашу делегацию на
конференции по Суэцкому каналу, в самый последний момент было
отменено. Заодно сорвалась и поездка в Европу, которой я
намеревался воспользоваться, чтобы посетить ваше с прелестной мадам
Камиллой торжество. Что поделать, mon amie, служба, служба! Письмо
это отсылаю не обычной почтой, а с оказией – позже ты поймёшь,
почему…»
Добравшись до этих строк, барон
Греве пожал плечами. «Оказия» означала дипломатическую
корреспонденцию русского консула в королевстве Бельгия - пакет из
тёмно-коричневой бумаги был доставлен ему на дом посольским
курьером, что, наряду с казённой адмиралтейской печатью,
подтверждало особый статус послания, весьма далёкий от дружеской
переписки. С тех пор барон не раз и не два перечитал послание
Остелецкого – слишком уж важными и тревожащими были содержащиеся в
нём известия.