Девилль пожал плечами и что-то
буркнул в ответ. Вся сущность старого морехода противилась тому,
чтобы рисковать судном по столь ничтожному поводу. Но с
судовладельцем не поспоришь - тем более, что супруга его, так же
вполне сведущая что в морских, что в коммерческих делах, с мужем
вполне согласна. Правда, сейчас она лежит пластом в своей каюте, и
стюард таскает ей куриный бульон и зажаренный кукурузный хлеб –
вместо горничной, которая находится в таком же незавидном
состоянии. Пролив Дрейка безжалостен.
- Мачты на правом крамболе! –
сигнальщик едва перекрикивал завывания ветра. – Большое парусное
судно в двадцати кабельтовых, идёт нам напересечку!
Греве вскинул к глазам бинокль,
вгляделся – и замер, поражённый.
Поначалу ему показалось, что в
линзах бинокля мелькнул лишь клок тумана, сгусток пены сорванный с
гребней волн, и принявший по прихоти ветра причудливые очертания.
Но стоило только приглядеться – и неясный силуэт приобрёл резкость,
чёткость очертаний, превращаясь в контур парусника, идущего с
сильным креном под всеми парусами. Корпус, прогнутый глубокой
седловиной в районе шкафута; сильно заваленные, словно у
французских броненосцев, борта; на юте и баке громоздятся двух- а
то и трёх ярусные надстройки. Длинный гальюнный выступ под круто
задранным вверх бушпритом, несущим вместо привычных стакселя и
кливеров малый прямоугольный парус блинд. Суда с таким парусным
вооружением бороздили моря во времена Френсиса Дрейка. А ещё -
таинственный пришелец не карабкался, подобно «Луизе-Марии», на
гребни волн - она шёл сквозь них, словно не замечая стены ледяной
воды, вздымающиеся на пути…
Греве услышал, как вздохнул –
или всхлипнул? – стоящий рядом Венечка Остелецкий.
- Ты тоже видишь это…
эту?...
- Ясно, как день. – отозвался
Остелецкий. – Что за чертовщина? Как можно в такой ветер, при такой
волне нести все паруса? И вообще, этому корыту лет двести, не
меньше…
- Сохрани меня святой Эмеберт,
и его сёстры, святые, Фараильда и Рейнельда!
Девилль мелко закрестился, в
глазах его плескался тёмный ужас.
– Это судно проклятого капитана
Ван дер Деккена! Все, кто его увидит, обречены!
Жуткая тень приближалась – на
глаз до неё было теперь не более пяти кабельтовых. Греве
почувствовал, как спина, несмотря на пронизывающий ледяной ветер,
покрылась потом, волосы зашевелились под зюйдвесткой - на ноках
реев и на клотиках всех трёх мачт чужака пылали мертвенно-синие
огни. И, словно ответ, палуба «Луизы-Марии» озарились сиянием огней
святого Эльма, вспыхнувших на клотиках её мачт, на ноках гафелей,
даже на леерных стойках, окаймляя палубу призрачным световым
контуром. И - тишина, внезапно навалившаяся на людей, словно не
свистел минуту назад ветер у снастей, словно не били в барабан
корпуса валы, словно не отзывались измученные шпангоуты и киль
глухими тресками и скрипами…