Нет. Нельзя. Греве помотал
головой, отгоняя соблазнительную картину, и позвонил в колокольчик.
Дверь распахнулась – горничная-мулатка словно того и ожидавшая,
появилась на пороге каюты с подносом, на котором стоял кувшин с
горячей водой и были разложены бритвенные принадлежности. Барон
вздохнул, бросил прощальный взгляд на жену и проследовал вслед за
Лиззи в туалетную комнату.
«А
когда утихнет буря – в гости к тётке Кэрри,
Через
все водовороты – к тётке Кэрри,
Где
цыплят своих бедовых кормит в море тётка Кэрри,
Прощай!..»
Звуки песенки-шанти по-прежнему
неслись из иллюминатора. Волны, накатывающиеся с норд-оста, со
стороны Скандинавии, бились в скулу, машина стучавшая размеренно,
словно отлаженный часовой механизм от лучших швейцарских мастеров,
вдруг сбавила темп, задышала медленнее, переходя на холостой ход.
На палубе боцман что-то орал по-фламандски, ему вторили скрипы
канатов и гулкое уханье палубных матросов, высвистанных к авралу.
Всё ясно: шкипер Девилль, торопясь поймать попутный ветер, приказал
ставить паруса, под которыми «Луиза-Мария» ходила немногим хуже,
нежели под раскочегаренной до полных оборотов машиной – новенькой,
тройного расширения, изготовленной всего два года назад на лучшем
механическом заводе Англии.
"Раз-два взяли! На скрипучий кабестан нажмем
дружнее.
Так
держать! Да подтяните, чтоб на брашпиль весь канат,
Грот
поднять! Распущен стаксель, крепче принайтовить реи,
Взятку морю — ну-ка за борт, как обычаи велят!
Ах,
прощай, ах, прощай, мы опять идем в моря,
К черту
ром, да и девчонку прочь с колен — отплывай!
«Торопись — кричит нам ветер, — все не зря, все не
зря,
Поспеши, пока попутный! Раз-два-три — не
зевай!
Если
снова хочешь в гости к тетке Кэрри,
Так не
мешкай, собирайся к тетке Кэрри,
Где
цыплят своих бедовых кормит в море тетка Кэрри
Прощай!.."[2]
Камилла
наклонила серебряную, исходящую ароматным кофейным паром бульотку,
и наполнила чашки. За ланчем, сервированным в пассажирском салоне
«Луизы-Марии» она предпочитала обходиться без услуг горничной.
Лиззи только подала кофе со свежими, выпеченными на парижский
манер, круассанами, положила на угол стола газеты, полученные со
голландского пакетбота, и удалилась. Барон, сделав маленький глоток
обжигающего, чёрного, как смола, напитка, развернул лондонскую
«Таймс».